С ног на голову

Потом заглядываю в текст, и вижу, что графика немного другая.
Напишу точнее.

В черном цилиндре, осанистый, вальяжный,
В смокинге новом, в бабочке и манишке,
Летом  в шезлонге он в сандалиях пляжных,
В трико в обтяжку и с зонтиком подмышкой.

А в этом пространстве  летают уже
цеппелины,
Пилоты ведут их в фуражках
и куртках из кожи,
На военном заводе рабочие утром хмуро
включают машины,
В высоком небе висит предчувствие дрожи.

У меня как начало в голове вертеться : В больших сапогах, в полушубке овчинном, В больших рукавицах... а сам с ноготок... Так теперь не выветрить
Мы-ы-ышка! Спасите... Памагите..

Саша Дайкон сказал:

Саша, я очень рада,что ты меня поняла.   А то я всё терзалась: вдруг обидела....

Медуза Горгона сказал:

*Внимательно огляделась вокруг, выискивая полчища мышек-спасателей*

Сибирская Мышь (03 октября 2014 - 15:01) писал:

Медуза Горгона сказал:

Думаешь, они найдут ответ?

Мне Маяковского слог почудился.

Fidelio (03 октября 2014 - 16:06) писал:

Пожалуй, более романтичный, чем Маяковский. Но окончание фамилии такое же советский поэт, это стихотворение он написал в 17 лет.

Медуза Горгона, да, про одежду. Но сначала про головной убор.

Саша Дайкон (03 октября 2014 - 16:14) писал:

Бродского можно назвать советским поэтом?
Ещё вспомнила Антокольского, Кульчицкого, Вознесенского и Рождественского.

Fidelio, Бродского я бы так не назвала.
Кстати, про 17 лет - это мне так помнилось. Опубликовано, когда ему было 20 лет. В 1915 году. А в 1965 году другой советский поэт (и с тем же окончанием фамилии) написал стихи про то, как тот, которого я загадала, пишет именно это стихотворение. Так вот там он его называет восемнадцатилетним.

У меня получается, что загадан Всеволод Рождественский.
А вот, кто о нём написал?  Может быть, Арсений Тарковский?

У них один год рождения с Рождественским, но тот, кого я загадала, прожил меньше. Кажется, на 33 года меньше. Он был романтик, про него писал Катаев в "Алмазном венце".

Fidelio сказал:

Этого часто называли бардом. Особенно был известен авторскими песнями.

Саша Дайкон (03 октября 2014 - 20:28) писал:

Эдуард Багрицкий.

Суворов

В серой треуголке, юркий и маленький,
В синей шинели с продранными локтями,-
Он надевал зимой теплые валенки
И укутывал горло шарфами и платками.

В те времена по дорогам скрипели еще
дилижансы,
И кучера сидели на козлах в камзолах
и фетровых шляпах;
По вечерам, в гостиницах, веселые девушки
  пели романсы,
И в низких залах струился мятный запах.

Осталось вычислить барда

О, нашла! Городницкий!

Чья это память проснулась? - Тише.
Оставим старухам девичьи сны.
Восемнадцатилетний Багрицкий стихи о Суворове пишет,
В Одессе, на Ремесленной улице, на краю Мировой воины.

Медлительный и вихрастый, о чем ты думаешь, рыжий?
За дверью лает собака, звенит оса на стекле.
Еще далеко до астмы, до Революции ближе.
Жизнь непочатым хлебом лежит на столе.

А день наступит последний, уронит свет на бульвары.
Станут ненужными рыбы и синий весенний гром.
Тогда запоют над тобою серебряные фанфары,
Поскачет с веселым цокотом за гробом эскадрон.

Но не убита поэзия. Не потому ли
Далеко от Новодевичьего, в ночном бою,
В лицо твое молодое ударит немецкая пуля,
Расплещет немецкая пуля чистую кровь твою?

Будут опять мальчишки играть во дворам в пятнашки,
Не глядя на безымянные памятники пехоты.
Не принято нынче в квартирах вешать на стены шашки.
В заводах и стройках Кунцево - место твоей охоты.

Но это еще ее скоро. Кругом тишина и крыши,
И можно мечтать о славе, подвигах и о милых.
Восемнадцатилетний мальчик стихи о Суворове пишет,
И нефтяное солнце вспыхивает в чернилах.

Да   я еще полностью хочу стихотворение привести.
Суворов

В серой треуголке, юркий и маленький,
В синей шинели с продранными локтями,-
Он надевал зимой теплые валенки
И укутывал горло шарфами и платками.

В те времена по дорогам скрипели еще
                             дилижансы,
И кучера сидели на козлах в камзолах
                     и фетровых шляпах;
По вечерам, в гостиницах, веселые девушки
                              пели романсы,
И в низких залах струился мятный запах.

Когда вдалеке звучал рожок почтовой
                              кареты,
На грязных окнах подымались зеленые
                              шторы,
В темных залах смолкали нежные дуэты,
И раздавался шепот: "Едет Суворов!"

На узких лестницах шуршали тонкие юбки,
Растворялись ворота услужливыми
                         казачками,
Краснолицые путники услужливо прятали
                                 трубки,
Обжигая руки горячими угольками.

По вечерам он сидел у погаснувшего камина,
На котором стояли саксонские часы и уродцы
                                 из фарфора,
Читал французский роман, открыв его
                              с середины,
"О мученьях бедной Жульетты, полюбившей
                         знатного сеньора".

Утром, когда пастушьи рожки поют напевней
И толстая служанка стучит по коридору
                              башмаками,
Он собирался в свои холодные деревни,
Натягивая сапоги со сбитыми каблуками.

В сморщенных ушах желтели грязные ватки;
Старчески кряхтя, он сходил во двор, держась
                           за перила;
Кучер в синем кафтане стегал рыжую
                             лошадку,
И мчались гостиница, роща, так что в глазах
                                      рябило.

Когда же перед ним выплывали из тумана
Маленькие домики и церковь с облупленной
                                   крышей,
Он дергал высокого кучера за полу кафтана
И кричал ему старческим голосом: "Поезжай
                                   потише!"

Но иногда по первому выпавшему снегу,
Стоя в пролетке и держась за плечо возницы,
К нему в деревню приезжал фельдъегерь
И привозил письмо от
               матушки-императрицы.

"Государь мой,- читал он,- Александр
                              Васильич!
Сколь прискорбно мне Ваш мирный покой
                              тревожить,
Вы, как древний Цинциннат, в деревню свою
                              удалились,
Чтоб мудрым трудом и науками свои
                    владения множить..."

Он долго смотрел на надушенную бумагу -
Казалось, слова на тонкую нитку нижет;
Затем подходил к шкафу, вынимал ордена
                                  и шпагу
И становился Суворовым учебников
                         и книжек.

А что отгадываем-то нынче???

Медуза Горгона (04 октября 2014 - 17:37) писал:

А вот что...

Сверкал бирюзовый восток,
На море  белели барашки,
Неловко и слабо мотались
В экстазе под шляпой кудряшки.

При помощи простеньких тряпок
Тонули колхозные избы,
Рыдали на угольной куче
Труб уснувшие призмы.

Fidelio, лично я не обойдусь без наводок.