Красавицы. Портреты. Судьбы.

Я тут как-то перечитывала эту тему и сделала по ней путеводитель, можно перенести в заглавный пост под спойлер. А то я сама частенько забываю, о ком тут уже рассказывали)

После недели счастья Александр Грибоедов и Нина Чавчавадзе отправилась с большой свитой в Персию (в их караване было сто десять лошадей и мулов).
Путешествие было сложным, приходилось ночевать в шатрах.

Примерно так выглядели дороги Кавказа того времени.

Нина старалась окружить мужа теплом и заботой. 21 сентября 1828 года в Эривани приехал из Баязета князь Чавчавадзе. Там  генерал-майор, кавалер и участник Отечественной войны 1812 года, впервые увидел своего зятя, хотя и имел с ним до этого долгую переписку.
Государственные дела не оставляют Александра Сергеевича. Из Тавриза Грибоедов пишет:  "Я два месяца как женат, люблю жену без памяти, а между тем бросаю ее здесь одну, чтобы поспешить к шаху за деньгами в Тегеран, а может и в Испаган, куда он на днях отправляется". Страдания Нины, вызванные мучительной беременностью, и та безропотность, с которой она переносила их вызывали слезы у ее мужа. Радостное оживление в жизнь Нины внес приезд Романа, ее двоюродного брата. До этого она могла общаться только с с Джоном Макдональдом и его семьей. Надо понимать, что такое была жизнь в Тавризе для юной Нины. За ворота резиденции женщины не выходили, сидели в четырех стенах, общались только с друг с другом.
Не желая подвергать Нину опасности в Тегеране, Александр Грибоедов на время оставил ее в Тавризе — своей резиденции полномочного представителя Российской империи в Персии, и один поехал в столицу на представление шаху.9 декабря 1828 года, попрощавшись с женой, сотрудниками миссии и четой Макдональдов, Грибоедов покинул Тавриз, обещая скоро вернуться. Тоскуя по молодой жене, Александр Грибоедов купил красивую чернильницу, отделанную фарфором, и отдал граверу с текстом на французском: "Пиши мне чаще, мой ангел Ниноби. Весь твой, А. Г. 15 января 1829 года. Тегеран". В единственном сохранившемся до наших дней письме он писал Нине за две недели до гибели: "Бесценный друг мой, жаль мне тебя, грустно без тебя, как нельзя больше. Теперь я истинно чувствую, что значит — любить! Прежде расставался со многими, к которым тоже крепко был привязан, но день, два, неделя — и тоска исчезала, теперь чем далее от тебя, тем — хуже. Потерпим еще несколько, ангел мой, и будем молиться Богу, чтобы нам после того никогда более не разлучаться!".
Утро 30 января 1829 года оказалось для него роковым.


Толпа персов, взломав ворота, ворвалась во двор посольства "Бекош ура! Бекош ура!! (Убей его!)" - неслось отовсюду.
Остановить убийц не было никакой возможности. Облаченный в мундир русского посланника, Грибоедов с оружием в руках, в окружении свиты, был убит во время короткой схватки. Погибли все…
"Дорогу послу, дорогу послу", - юродствовала толпа, выволакивая на улицу обезображенный труп русского дипломата, чтобы протащить его по персидской столице для всеобщего обозрения. Только через 16 дней его тело найдут на помойке и узнают по изувеченному мизинцу, результату дуэли с Якубовичем.

Внутренний дворик армянской церкви на территории русской миссии в Тегеране с братской могилой сотрудников посольства, погибших вместе с Грибоедовым 30 января 1829 г.

Ужасная весть о гибели русского посланника и всей российской миссии в Тегеране достигла Тавриза 6 февраля, а уже 8 февраля Джон Макдональд направил письмо генералу Паскевичу: "...Бедная madame Грибоедова, дочь князя Чавчавадзе, только что вышедшая замуж, до сих пор не сознает той несправедливой потери, какую она понесла со смертью самого любящего и любимого из всех супругов. Она живет теперь с нами, Ваше сиятельство, и ее убитые горем родители могут быть уверены, что ей будет оказана самая нежная забота и внимание".
Беспокоясь за участь дочери, начальник Эриванской области генерал-майор Александр Чавчавадзе поспешил испросить разрешение у графа Паскевича срочно выехать из Армении в Тавриз, но получил отказ.
Нина, остававшаяся в Тавризе, не знала о случившейся трагедии. Окружающие, боясь за ее здоровье, скрывали страшную весть. Мать и Роман Чавчавадзе уговорили ее уехать в Тифлис. Там она узнала, что ее Сандро больше нет, и у нее случились преждевременные роды. Об этом в марте 1829 года она писала Макдональдам в Тавриз: "...Спустя несколько дней после моего приезда, когда я едва отдохнула от перенесенной усталости, но все более и более тревожилась в невыразимом, мучительном беспокойстве зловещими предчувствиями, сочли нужным сорвать завесу, скрывающую от меня ужасную правду. Свыше моих сил выразить вам, что я тогда испытала... Переворот, происшедший в моем существе, был причиной преждевременного разрешения от бремени... Мое бедное дитя прожило только час и уже соединилось со своим несчастным отцом в том мире, где, я надеюсь, найдут место и его добродетели, и все его жестокие страдания. Все же успели окрестить ребенка и дали ему имя Александр, имя его бедного отца..."
Александра Сергеевича похоронили в Тифлисе же, в церкви святого Давида,на этом настаивала Нина, выполняя тем самым волю своего покойного супруга. Погребение назначили на 18 июля 1829 года, а отпевали Грибоедова  в Сионском соборе, где несколькими месяцами ранее венчались влюбленные.
Казалось, все население города вызвалось проводить в последний путь "русского зятя". В скорбном молчании, с горестными лицами шли они за гробом покойного. Все самое высшее и благородное сословие наряду с обычными горожанами участвовало в этой печальной процессии, отдавая последний долг поэту, министру-посланнику и мужу княжны Нины Александровны Чавчавадзе.

Нина Грибоедова осталась вдовой в 16 лет в расцвете красоты и молодости. Многие мужчины, богатые и знаменитые, добивались ее благосклонности, но она хранила верность памяти супруга. Ее сердце всегда откликалось на чужие беды, большие суммы из своего личного состояния Нина тратила на благотворительность. Она не отказывалась  от развлечений и балов, с удовольствием посещала музыкальные вечера, часто сопровождала отца и сестру на приемах.
Но блистающая все больше расцветающей настоящей южной красотой Нина Александровна никогда не снимала на этих вечерах и приемах черного платья вдовы. Надев его на семнадцатом году жизни, Нина Грибоедова оставалась в нем все дальнейшие 28 лет, до самой могилы. Платье ее могло быть роскошным, выписанным из столицы моды Парижа, но все равно оно было вдовьим и печальным.

Натела Ианкошвили. Портрет Нины Чавчавадзе.

Поклонники дружно называли Нину Александровну "Черной розой Тифлиса", те, что постарше при встрече почтительно склоняли головы и почитали за особую честь поцеловать ее руку. А молодые горячие сверстники Нины, пришпоривали коней, показывали чудеса джигитовки, только бы на них остановились прекрасные глаза Нины. Они не обижались на отказы, склоняли головы перед красавицей и через некоторое время объяснялись снова. И снова слышали непреклонное: "Нет". Их душевные порывы часто не были для Нины тайными, она относилась ко всем с равным уважением, но сердце ее молчало. Ее Сандро мертвый легко справлялся со всеми.
В 1835 году Лев Сергеевич Пушкин,  брат поэта, писал матери, что "провел две недели в усадьбе вдовы Грибоедова". Главное впечатление – Нина. Дни, проведенные рядом с ней "прекраснейшие для его жизни".
"Напрасно женихи толпою
Сюда спешат из разных мест.
Немало в Грузии невест,
А мне не быть ничей женою"
М.Ю. Лермонтов
Он писал о царице Тамар, но эти слова в полной мере относятся и к Нине.

Она посвятила себя семье: своим сестрам и брату, их детям, которых помогала растить и воспитывать. Когда  жену брата захватили войска Шамиля,  Нина  попросила выдать ей пятилетнюю пенсию, которую она получала после смерти Грибоедова как погибшего на государственной службе чиновника, и тотчас отдала все деньги брату на выкуп. Сестра Нины,  Екатерина Дадиани, ее любимая сестричка Като, осталась с четырьмя малолетними детьми одна после внезапной смерти мужа и Нина, в разгар войны, поехала к сестре, чтобы помочь ей с государственными и семейными делами.

Дворец Додиани в Зугдиди.

Она выхаживает маленькую Катю, дочку брата Давида.  
По свидетельствам современников, в ней не было ни капли  "суетливости, приторности и сентиментальности, столь свойственных огорченным вдовушкам; она вполне обладала изящною простотою тона, ровным поведением, составляющими секрет женщины самого высокого круга и воспитания, и всем этим нехотя подкупала всякого. Отказа в ходатайствах своих она не слыхала ни от кого из высокопоставленных; это было всем известно и ее осаждали просьбами и она за всех хлопотала".

Последний год жизни.

Нина Александровна умрет в 1857 году в возрасте 45 лет, от холеры, и будет погребена  рядом со своим любимым. На памятнике Александру Сергеевичу Грибоедову его жена сделала  следующую надпись: "Ум и дела твои бессмертны в памяти русской; но для чего пережила тебя любовь моя?"


Яков Полонский посвятит ей стихотворение. Последние строки которого
"Там в темном гроте - мавзолей,
И - скромный дар вдовы -
Лампадка светит в полутьме,
Что б прочитали вы.
Ту надпись и что б вам она
Напомнила сама -
Два горя: горе от  любви
И горе от ума".

А пока, 19 сентября 1856 года. В Малом дают "Горе от ума". На сцене ведут знаменитый диалог Иван Васильевич Самарин (Чацкий) и Михаил Семенович Щепкин (Фамусов). А из ложи на них смотрят две женщины в богатых грузинских нарядах.

Об участниках этой истории можно рассказывать еще и еще. Одни только фигуры А.С. Грибоедова и А.П.Ермолова чего стоят! Да и об А.Г. Чавчавадзе, отце Нины, можно роман написать.
А общество Кавказа тех лет!
Но позволю себе только небольшое дополнение. Как на странно, но здесь тоже фигурирует знаменитый алмаз "Шах", перст Аллаха, который в данное время храниться в Алмазном фонде Кремля. У него не такая бурная история, как у "Санси", но этот камешек тоже немало повидал на своем веку. Он был добыт в рудниках Голконды, там же, где и все остальные знаменитые индийские алмазы. По стандартам индусов камень был второго сорта, у него желтоватый оттенок. В то время, как брахман, камень высшей категории, должен быть абсолютно бесцветным. Поэтому "Шаха" быстро продали правителю Ахмаднагара — султаната на западном побережье полуострова Индостан. Бурхан Второй,  так звали султана, решил, что плоские грани камня самое то что надо для увековечения себя и повелел выгравировать свое имя на одной из них. Задача нетривиальная, если вспомнить, что алмаз самый твердый из материалов известных на тот момент. Но ювелир с блеском справился с задачей и алмаз обзавелся первой надписью. Но вскоре Акбар, шах из династии Великих Моголов, завоевал Ахмаданагар, а султанские сокровища соединил со своей казной. Так камень стал династической реликвией Великих Моголов.
Долго ли, коротко ли пролежал камень в сокровищнице шаха, но как-то раз попался он на глаза внуку Акбара — Джихан-Шаху. Джихан-Шах ещё более возвеличил государство Великих Моголов. В процессе борьбы за Павлиний Трон он убил своего старшего брата и заодно вырезал всех остальных претендентов на престол. Памятью о Джихан-Шахе остались оросительные каналы Пенджаба (действуют до сих пор) и одно из чудес света Тадж-Махал, который он воздвиг в память о красавице  жене  Мумтаз-Махал. Но подобной памяти ему показалось мало и шах собственноручно увековечил свое имя на другой грани алмаза. Так камень обзавелся второй гравировкой.
В 1665 году алмаз "Шах" впервые увидел европеец Жан Батист Тавернье, которому было разрешено осмотреть дворец и даже Павлиний Трон. В дневнике Тавернье написано, что алмаз "Шах" находился постоянно перед глазами Ауранг-Зеба, когда он сидел на "Павлиньем троне". Продолговатый камень свисал с балдахина в окружении изумрудов и рубинов. На его более тонком конце была сделана борозда глубиной полмиллиметра, которую охватывала шёлковая нитка.
Затем алмаз "Шах" более чем на полтора века вышел из поля зрения историков. Он исчез в Индии и объявился в Персии. В 1737 году в Индию вторгся Надир-Шах. Он покорил Северную Индию, захватил Дели. И много всего награбил, разумеется. В 1796 году шахом Ирана стал евнух Ага-Мухаммад-Хан, основавший династию Каджаров, которому наследовал Бабахан, принявший  имя Фетх-Али-Шаха. Произошло это в 1797 году. Ровно через тридцать лет престарелый шах отпраздновал юбилей правления. В ознаменование этого великого события было решено начертать на свободной грани алмаза "Шах" третью надпись.
Что характерно, после каждой вырезанной надписи, судьба камня менялась.
Так и в этот раз.
После убийства А.С. Грибоедова, что бы загладить свою вину, иранский шах Фетх-Али от себя и своего сына Аббас-Мирзы отправил внука Хозрай-Мирзу в Перербург с извинительным письмом и подарками, в число которых входил камень Великих Моголов алмаз "Шах".

Цена крови Александра Сергеевича.
Цена слез Нины Александровны.

lilianna_80, спасибо... просто огромное спасибо за эту историю
Александр Грибоедов - человек, которого безмерно люблю и уважаю. Личность, творчество, судьба... В нем всё удивительно и всё гениально.

lilianna_80 сказал:

Очень люблю эти стихи...

Грибоедов в Цинандали

Цинандальского парка осенняя дрожь.
Непредвиденный дождь. Затяжной.
В этот парк я с недавнего времени вхож -
мы почти породнились с княжной.

Петухи в Цинандали кричат до зари:
то ли празднуют, то ли грустят...
Острословов очкастых не любят цари, -
бог простит, а они не простят.

Петухи в Цинандали пророчат восход,
и под этот заманчивый крик
Грибоедов, как после венчанья, идет
по Аллее Любви напрямик,

словно вовсе и не было дикой толпы
и ему еще можно пожить,
словно и не его под скрипенье арбы
на Мтацминду везли хоронить;

словно женщина эта - еще не вдова,
и как будто бы ей ни к чему
на гранитном надгробьи проплакать слова
смерти, горю, любви и уму;

словно верит она в петушиный маневр,
как поэт торопливый - в строку...
Нет, княжна, я воспитан на лучший манер,
и солгать вам, княжна, не могу,

и прощенья прошу за неловкость свою...
Но когда б вы представить могли,
как прекрасно упасть, и погибнуть в бою,
и воскреснуть, поднявшись с земли!

И, срывая очки, как винтовку с плеча,
и уже позабыв о себе,
прокричать про любовь навсегда, сгоряча
прямо в рожу орущей толпе!..

...Каждый куст в парке княжеском мнит о себе.
Но над Персией - гуще гроза.
И спешит Грибоедов навстречу судьбе,
близоруко прищурив глаза.

/Булат Окуджава/

lilianna_80 сказал:

Lilianna_80,очень зря, Ростопчина не моя героиня, можно  я твой взгляд переадресую Еcoutez. Светик. выразительно смотрю на тебя,дорогая.
Спасибо за Грибоедова
не могу не дать, цитату из "Путешествия в Арзрум" А.С.Пушкина.

Цитата

Но, я здесь готова поспорить с классиком, у нас на ноте все  любопытны и не обошли вниманиеv такого замечательного человека и рассказали историю А.С. Грибоедова .
Мы с liliannoй шли в одном направлении я как раз собиралась писать об Истоминой и этой ужасной дуэли, но застряла в Швециии.

Ecoutez, спасибо.
А за стихотворение особенно спасибо! Никогда раньше его не встречала.

манечка сказал:

Блестящая мысль! Ай, да Пушкин! (с)

Лилианна, спасибо за увлекательный рассказ! Эта история всегда меня волновала. Помню с каким восторгом я читала роман Юрия Тынянова о последнем годе жизни Грибоедова - "Смерть Вазир-Мухтара"!!!

Политика, политика... Страшная вещь! И царь простил убийц...

манечка сказал:

Нинада на меня смотреть! Я про нее почти ничего не знаю, честно

lilianna_80 сказал:

Не все: один из секретарей посольства Иван Мальцов (Мальцев) сумел спрятаться и остался в живых. После он возвратился в Россию, где от него отвернулись многие из знакомых, а невеста разорвала с ним помолвку - трусов в те времена не уважали.
Но это так, к слову))

"Души исполненный полет,,,"

Авдотья Истомина выдающаяся  балерина  начала ХIX века,первая среди русских танцовщиц, вставшая на пуанты.
Она пленяла, очаровывала, восхищала самых известных  и именитых своих современников не только своим волшебным танцем, но и своей красотой.
Вот как  писал о ней один из первых историков русского театра Арапов, «Истомина была среднего роста, брюнетка, красивой наружности, очень стройна, имела черные огненные глаза, прикрываемые длинными ресницами, которые придавали особый характер ее физиономии, она имела большую силу в ногах, апломб на сцене и вместе с тем грацию, легкость, быстроту в движения".
Как писали современники, никого из танцовщиц не видели чаще в  кругу известных поэтов и литератов, чем Истомину, а те воспевали ее в своих произведениях.
Итак, Дуня Истоимна родилась в один год с А.С.Пушкиным в 1799 году 6 января. Кто были ее родители остается загадкой, отца своего она не помнила и никогда не знала, а мать умерла, когда Дуне не было шести лет. И тогда неизвестный человек, как иногда пишут флейтист, привел девочку в балетную школу.
Еще будучи ученицей балетной школы она выступала на сцене императорского театра и считалась одной из лучших учениц Шарля Луи Дидло, Истомина была необыкновенно музыкальна, легка,воздушна, обладала прекрасной  мимикой и красотой. А самое главное  оствоила в совершенстве "полеты на сцене", которые так любил Дидло.
«Мимический дар и техническая завершенность танца, эти идеальные для танцовщицы качества, естественно сочетались в ней», – пишет знаток балетного искусства Вера Красовская.
Окончив балетную школу, она дебютировала в балете "Ацис и Галатея" .

Именно, этот балет и вдохновил А.С. Пушкина на всем известные строки:
"Блистательна, полувоздушна,
Смычку волшебному послушна.
Толпою нимф окружена,
Стоит Истомина; она.
Одной ногой касаясь пола.
Другою медленно кружит,
И вдруг прыжок, и вдруг летит.
Летит, как пух из уст Эола;
То стан совьет, то разовьет
И быстрой ножкой ножку бьет."
К слову, знаменитые строки из "Онегина" буквально сразу разлетелись по России, их часто цитировали в журналах и повторяли наизусть. О степени их популярности свидетельствует такой забавный факт. В сентябре 1829 года Сергей Львович писал из Михайловского дочери: "У барышень Тимофеевых есть нечто вроде горничной; она дочь пастуха (не аркадского), но пастуха Опочецкого уезда, который пасет свиней. Ей лет 14 или 15, толстая коротышка, плечи вздернутые, квадратная, а физиономия дикая, как у всех девок, делающих грубую работу. - Она знает наизусть почти весь Бахчисарайский фонтан и читает стихи Александра, жестикулируя при этом самым комическим образом. Сложенная как я тебе говорю, она произносит отрывки из Онегина, где он говорит об Истоминой, и бьет ногой об ногу, но ноги в пол-аршина в длину и столько же в ширину. - Можешь вообразить, что это такое". )))
Истомина блистала в главных ролях чуть ли не во всех балетах своего педагога Шарля Дидло: «Африканский лев» (1818), «Калиф Багдадский, или Приключение молодого Гарун-аль-Рашида» композитора Фердинанда Антонолини (1818, роль: восточная красавица Зетюльба); «Евтимий и Евхариса, или Побеждённая тень Либаса» Жома (1820, роль: Евхариса); «Дезертир» (роль: деревенская девушка Луиза, спасающая своего жениха от смертной казни); «Лиза и Колен» (иное название балета — «Тщетная предосторожность», 1820, роль: Лиза); «Кора и Алонзо, или Дева Солнца» (; роль: Кора), «Роланд и Моргана» (музыка Кавоса и Антонолини, 1821, роль: фея Альцина); «Рауль Синяя Борода» (Изора); «Инеса де Кастро, или Тайный брак» (Инеса, отравленная про приказу королевы, — роль, полная драматургического накала); «Нина, или Сумасшедшая от любви» Персюа (роль: Нина); «Тезей и Арианна»; «Лелия Нарбонская», «Руслан и Людмила» (  1824), «Деревенский праздник» (1827) и др
Хорошо видно какие разнобразные роли исполняла Истомина, каким многогранным было ее амплуа на сцене.
Тот же Арапов писал об Истоминой, что "она имела большую силу в ногах, апломб на сцене и вместе с тем грацию и легкость, быстроту движения, пируэты ее изумительны". В дургом месте читаем, что Истомина "была воздушна, пламенна, восхитительна, одним словом, достойна пера Пушкина".
Великий князь Николай Михайлович, собирая материалы об Истоминой  и основываясь на воспоминаниях оцевидцев, писал про Истомину,что она "отличалась, негой, огнем,живостью, у нее был темперамент".
Не эти ли качества, прославленной балерины, кружили головы многочисленным поклонникам ее красоты и таланта?

15 января 1823 года в Петербурге, в Большом Каменном театре состоялась премьера балета «Кавказский пленник или тень невесты» по мотивам пушкинской поэмы на музыку Катарино Кавоса. Истомина исполняла партию Черкешенки. А.С.Пушкин в это время был в ссылке в Кишинёве, а узнав о спектакле, написал брату Льву в Санкт-Петербург: «Пиши мне о Дидло, о Черкешенке Истоминой, за которой я когда-то волочился, подобно Кавказскому пленнику».
А разве иначе могло быть? Истомина на пике популярности, а "волшебный край" был так популярен у молодежи.
Л. Гроссман в своей работе "Пушкин в театральных креслах" писал: "Кулисы, уборные актрис, даже классы театральных воспитанниц - весь этот мир юных, красивых, грациозных и радостных женщин был постоянным источником любовных приключений. Вокруг театра развертывалась особая праздничная жизнь, насыщенная эротикой и окрашенная отважным авантюризмом. Поединки, похищения, необычайные свидания, подкупы прислуги, даже переодевания - все это сообщало любовным нравам эпохи какой-то полуфантастический и часто поистине театральный характер".
И Пушкин по окончании Лицея с головой окунается в этот театральный мир закулисья. Влюбляется, волочится, участвает в кутежах и бывает  чуть ли не каждый вечер в театре и, как и многие, не остается безраличным к таланту и красоте Истоминой.
Может быть  этой юношеской влюбленностью и обидой за невнимание, а может быть тем сканадалом, который разразился вокруг Истоминой в 1817 году  и привел к известной четверной дуэли, в которой трагически погиб В.Шереметьев, а год спустя стрелись А.Якубович и А.Грибоедов, были вызваны  строки, посвященные Истоминой в эпиграмме на Орлова, "Орлов с Истоминой в постеле..."
Потом ,правда, произошло премирение поэта и прославленной танцовщицы. И именно Пушкин дал Истоминой титул "Русской Терпсихоры" и посвятил ей в романе  "Евгений Онегин" следующие строки:
"Мои богини! что вы? где вы?
Внемлите мой печальный глас:
Все те же ль вы? другие ль девы,
Сменив, не заменили вас?
Услышу ль вновь я ваши хоры?
Узрю ли русской Терпсихоры
Душой исполненный полет?"
А судьба и характер Авдотьи Истоминой,  и трагическая дуэль четырех, виновницей, которой  она была интересовали  А.С.Пушкина всю жизнь.
В 1834-1835 г. г. Пушкин начал работать над романом "Русский Пелам" из жизни большого света. В набросках романа основные персонажи названы реальными именами, и один из главных сюжетных эпизодов оказался связан с Истоминой и с той давней петербургской историей. В черновиках Пушкина мы читаем перечень имен, маркирующих будущий сюжет: Истомина. Грибоедов, Завадовский. Одним из главных антагонистов молодого героя, оказавшегося в петербургском высшем свете, оказывается Завадовский : "(Общество) Завадовский, паразиты, актрисы - его дурная слава" (VIII, 976). Завадовский, собравшись жениться, бросает Истомину, и герой романа утешает танцовщицу, а затем вступает с ней в любовную связь. Но в "Русском Пеламе" эпизод с Истоминой должен был стать одним из второстепенных, обозначая определенный этап инициации главного героя, которому, видимо, предстояло осознать свои ошибки после ряда трагический коллизий и разочарований. Есть основания считать, что Пушкина данный эпизод увлек, и он задумал вывести его за пределы задуманного романа, сделав его вполне самостоятельным. Так появился план нового романа, который в черновом варианте получил название "Две танцовщицы": "Две танцовщицы - Балет Дидло в 1819 году. - Завадовский. - Любовник из райка( Быть может, имеется в виду несчастный Шереметев.). - Сцена за кулисами - дуэль - Истомина в моде. Она становится содержанкой, выходит замуж - Ее сестра в отчаянии - она выходит замуж за суфлера. Истомина в свете. Ее там не принимают - Она устраивает приемы у себя - неприятности - она навещает подругу по ремеслу"... Как жаль. что эти замысли А.С. Пушкина так остались неосуществленными, возможно они бы помогли нам лучше понять  характер прославленной балерины, характеры участников той роковой дуэли, да и какие-то тайнв той скандальной истории, которая произошла в Петербурге осенью 1817 года.
Постепенно Истоминой стали предлагать все меньше и меньше ролей, современники писали, что  через двадцать лет служения сцене она потеряла свою воздушность, легкость, грациозность и вынуждена была перейти полностью на мимические роли.В 1836 году  она подала прошение о разрешении на  лечение за границей, но в ответ получила резолюцию императора Николая I:
" Истомину уволить совсем со службы". Для прославленной балерины даже не был сделан прощальный спектакль и она в последний свой выход на сцену плясала плясовую на сцене Александрийского театра.Это произошло 30 января 1836 года.
Та из-за которой еще совсем недавно бушевали такие страсти, осталась один на один со своей трагедией.

Вот как об этом времени пишет А. Панаева:«Я видела Истомину уже тяжеловесной, растолстевшей, пожилой женщиной.– Желая казаться моложавой, она была всегда набелена и нарумянена. Волосы у нее были черные, как смоль: говорили, что она их красит. Глаза у Истоминой были большие, черные и блестящие. У нас она прежде не бывала, но теперь приехала просить отца приготовить к дебюту воспитанника Годунова, рослого, широкоплечего, с туповатым выражением лица юношу. Она покровительствовала ему.
Отец прямо сказал Истоминой, что Годунов – самый бездарный юноша. Истомина не поверила и обратилась к В. А. Каратыгину. Не знаю, правда ли, будто Каратыгин получил от Истоминой значительный подарок за свои занятия с Годуновым...
Вскоре после этого Истомина вышла замуж за Годунова, и он быстро растолстел. Его лицо лоснилось от жиру. Когда он сидел в ложе с своей супругой, то самодовольно на всех посматривал, потому что сиял бриллиантами: шарф у него был заколот бриллиантовой булавкой, на рубашке и даже на жилете пуговицы были бриллиантовые. Он не надевал перчатку на ту руку, на пальце которой было надето кольцо с большим бриллиантом. Но недолго Истомина наслаждалась своим поздним супружеским счастием: ее здоровяк-муж схватил тиф и умер. Неутешная вдовица воздвигла дорогой памятник во цвете лет умершему супругу и даже собиралась поступить в монахини».
Не знаю насколько можно верить А.Панаевой, но фактически у А.Истоминой был один брак с актером Павлом Семеновичем Экуниным, который  был,кстати, первым исполнителем роли Скалозуба в пьесе А.С.Грибоедова "Горе от ума" и блистательным исполнителем мазурки. В семье живо интересовались всем, что происходило в театральной жизни Петербурга,а Экунин окружил свою супругу заботой и вниманием.
Хотя денег катастрофически не хватало и, можно встретить сведения о том. что жили на деньги, выручаемые от продажи драгоценностей, которые когда-то дарили обожатели прославленной балерине.
Авдотья Истомина  умерла от холеры 26 июня  1848 года в Петербурге. Похороны прошли очень тихо, про её былую славу к этому времени уже никто не вспоминал.  На могильной плите с небольшим памятником из белого мрамора на кладбище в Большой Охте была начертана скромная надпись: «Авдотья Ильинична Экунина, отставная артистка». Муж пережил её всего на несколько месяцев, скончавшись тоже от холеры 10 января 1849 года.

Нее, я все-таки, завтра отдельно вынесу эту дуэль, а то я как-то из-за нее всю историю про Истомину  затевала, а получилось как-то куцо. Искала ссылки на Я.Гордина, но не нашла.
завтра напишу подробно, если не возражаете, а то много нюансов пропало.

Итак дуэль четырех или четверная дуэль.
пишу по Я.Гордину, так как его изложение событий, кажется мне наиболее достоверным.
"Я ненавижу дуэли.Это - варварство. На мой взгляд, в них нет ничего рыцарского"
   Николай I
Для многих представителей русского  дворянства право на поединок было гарантией независимости от государства  и возможностью самостоятельно распорядиться своей жизнью, принимая то или иное решение. Другое дело, что русский дуэльный кодекс по своим правилам был жестоким и, можно смело сказать даже варварским, в чем вы сейчас сможете убедиться.
Вот они участники этой дуэльной истории.

Итак, Авдотья Истомина, уже некоторое время проживала с В.Шереметевым, но как пишут исследователи, то ли кошелек Шереметева иссяк, то ли он наскучил прославленной балерине и у них вышла размоловка.
Во время этой размоловки, Истомину пригласил к себе А. Грибоедов и увез в своей карете к своему приятелю Завадовскому, с которым делил тогда квартиру.
Как пишет мемуарист Д. Смиронов, со слов доктора Иона, который был свидетелем дуэли и участником предуэльных переговоров:"Грибоедов и не думал ухаживать за Истоминой,  и не метил на ее благосклонность, а обходился с ней запросто по-приятельски и короткому знакомству.".
На самом деле А.Истомина доехала в закрытой карете до Гостиного Двора, а там пересела в карету Грибоедова, и прибыв на квартиру приятелей прожила у Заводовского три дня.
Потом, Истомина вернулась к Шереметеву, тот устроил ей допрос с пристрастием. Она клялась Шереметеву в верности, но признавалась, что Завадовский имел на нее виды, и делал " непристойные предложения".(с)
Никто никогда не узнает, что в этой истории правда, а что ложь.
Но одно точно, кофликт невольно спровоцировал А.Грибоедов, который увез Истомину к своему другу. Уверена, что такого исхода событий Александр Сергеевич не предполагал.
История была банальная для того времени. И по сути Шереметев не имел никаких прав на Истомину.
Как считают многие, роковой характер дуэли, придало вмешательство Якубовича. романтического героя.
По словам доктора Иона: "Как в тот же вечер об этом пронюхал некто Якубович, храброе и буйное животное, этого не знают. Только Якубович толкнулся тот час же к Васе Шереметеву и донес ему о случившемся..."
По другой версии все произошло после признания Истоминой. Шереметев направился к Якубович, чтобы посоветоваться о том, что ему делать.
По словам Жандра, близкого приятеля Грибоедова: "Якубович ответил, что  разумеется надо драться. Теперь вопрос состоит в том. как и с кем,. Истоимна твоя была у Завадовского, но привез ее туда Грибоедов - это два, стало быть тут два лица. требующих пули, а из этого выходит, что для того, чтобы никому не было обидно,мы при сей верной оказии составим carree. Ты стреляйся с Грибоедовым, а я возьму на себя Завадовского."
По словам Жандра Якубович считал, что в данной истории есть два лица требущих пули, он, который не имел к этой истории никакого отношения не мог не вступиться в дело. Именно, поэтому Жандр и употребляет словосочетание "при сей верной оказии".
Именно, позиция Якубовича и определила ожесточенность Шереметева и погубила его.
В итоге все же  Шереметев стрелялся с Завадовским, а Якубович с Грибоедовым.
Жандр со слов Грибоедова так описал саму дуэль: "Когда они с крайних пределов стали сходиться, на ближайшие,Завадовский, котрый был отличный стрелок, шел тихо и совершенно спокойно.Хладнокровие ли Завадовского, взбесило Шереметева, или просто чувство злобы пересилило в нем рассудок, только он, что называется, не выдержал и выстрелил в Завадовского не доходя до барьера. Пуля пролетла около Завадовского близко, что оторавла часть воротника у сюртука, у самой шеи. Тогда,это и понятно, разозлился Завадовский и сказал. "Он посягал на мою жизнь. К барьеру!".  Делать было нечего Шереметев подошел. Завадовский выстрелил, пуля прошла в живот. Шереметев несколько раз подпрыгнул на месте, потом упал и стал кататься по снегу. Тогда Каверин и сказал ему;"Что, Вася? Репка?".
Шереметева надо было везти в город и  Якубович с Грибоедовым отложили свой поединок.
Якубович же утверждал потом, что с досады выстрелил в Завадовского и прострелил ему шляпу, за что и был сослан в Грузию.
На самом деле это очередной вымысел Якубовича.
А вот как описаывет дуэль доктор Ион:
"Дуэль была на 12 шагах. Первый стрелял Шереметев и слегка оцарапал Завадовского: пуля пробила борт сюртука около мышки. По вечным правилам Шереметеву  должно было приблизиться к дулу противника. Он подошел.Тогда многие стали уговаривать Завадовского пощадить Шереметева, на что он ответил.
-  Я  буду стрелять в ногу.
-Ты должен убить меня- сказал Шереметев- или я рано или поздно убью тебя.Зарядите мои пистолеты..
Завадовскому оставалось только чесно стрелять по Шереметеву.".

Сделаю маленькое отсутпление. Каждый из участников этой дуэли  или свиделей, мог смело сказать про себя. что он "почетный гражданин кулис".
А Грибоедов, как утверждают,  был очарован актрисой Екатериной Телешевой, которой  позже посвятит поэтические строки
"И вдруг - как ветр ее полет!
Звездой рассыплется. мгновенно
Блеснет, исчезнет, воздух вьет
Стопою, свыше окриленной."
Телешову К.П . Брюллов возьмет моделью для картины "Итальяна у фонтана", а Кипренский создаст ее портрет. Но это все будет позже.
А мы вернемся к дуэльной истории.
Якубович был переведен на Кавказ из-за каких-то неисправностей по службе. Где и дожилася А. Грибеодова, который направлялся в Персию.
Дуэль состоялась через год.
Послушаем секунданта Якубовича Муравьева. который  был преубежден против Грибоедова. так как данную историю знал со слов Якубовича.
Кстати, Якубович хотел стреляться без секундантов, и сначала пригласил Муравьева лишь быть свиделем на тот случай, если надо будет оказать помощь раненому.
Первым местом поединка Якубович  предлагал свою квартиру и, кстати, стреляться должны были с 6 шагов.( смертельные условия). 22 октября состоялась встреча на которой были изменены условия дуэли по настоянию секуданта Грибоедова, его сослуживца-дипломата Амбургера,
квартиру как место дуэли отклонили так как там Якубович мог пристеляться.
На этой встрече произошел бурный разговор между Якубовичем и Грибоедовым, но секунданты их развели.
Кстати, Грибоедов, пытался отговорить Якубовича от дуэли. Грибоедов говорил Якубовичу, что "никогда его не обижал, а тот поносил его на каждом шагу."
Якубович же отвечал Грибоедову , что дал слово покойному Шереметеву, что отомщу за него на вас и на Завадовском. И добавил, что должен был поносить Грибоедова всегда и везде.
так этот диалог слышал Муравьев.
Грибедов, который, как мы знаем, по выражению А.С. Пушкина был человеком "холодной и блестящей храбрости" отговаривал Якубовича от поединка не из чувства самосохранения, а, скорее всего потому. что не хотел еще жертв в этой истории.
Есть сведения, что Шереметев простил Грибоедова перед смертью и просил больше не стреляться.
И еще друзья Грибоедова утверждают, что он долго вспоминал. бьющегося на снегу Шереметева и постоянно видел глаза умирающего.
23 октября 1818 года состоялась вторая дуэль этого поединка.
Место для поединка выбирал секундант Якубовича.

рис. М. Лермонтова
вот как пишет об этом Муравьев, глядя на поединок  глазами Якубовича и явно находясь под его обаянием.: "Мы назначили барьеры.зарядили пистолеты и поставя ратоборцев удалились на несколько шагов.Они были без сюртуков. Якубович тотчас подвинулся к барьеру  смелым шагом и дожидался выстрела Грибоедова. Грибоедов подошел на два шага, они постояли одну минуту в сем положении. Накоец Якубович выстрелил, вышедши из терпения. Он метил в ногу, потому что не хотел убить Грибоедова, но пуля попала ему в левую кисть руки. Грибоедов приподнял окровавленную руку показал ее нам и навел свой пистолет на Якубовича. Он имел право подвинуться к барьеру, но приметя, что Якубович  метил ему в ногу не захотел воспользоваться предстоящим преимуществом: он не подвинулся и выстрелил. Пуля пролетела у Якубовича под самым затылком и ударилась в землю.Пуля пролетела так близко, что Яубович полагал себя ранены, он свхатился за затыло, посмотрел на свою руку,- одако крови не было.".
В этом рассказе плохо верится в то, что Якубович зная, что в случае промаха или легко ранения должен будет подойти к барьеру целился в ногу,кстати, потом Якубович утвержал, что сразу целился в кисть руки, чтобы "лишть его(Грибоедова) руки"..
Ведь о том. что Грибоедов поведет себя благородно и не подзовет его, Якубовича, к барьеру тот, вероятно, даже не помышлял.
А тот же Муравьев утерждал, что Грибоедов целился в голову Якубовичу. Сам же Грибоедов писал после поединка:
"Пусть стреляет в других моя очередь прошла" ,и ,как утверждают, жалел, что не прострелил Якубовичу плечо, чтобы тот потом не мог драться на дуэлях.
Но в жизни Якубовича дуэлей больше не было.
Однако, он последовательно выстраивал свой романтический образ в связи с этой трагической историей и однажды так напишет об этом поединке:
«Мы с Грибоедовым жестоко поссорились — и я вызвал его на дуэль, которая и состоялась. Но когда Грибоедов, стреляя первый,дал промах, — я отложил свой выстрел, сказав, что приду за ним в другое время, когда узнаю, что он будет более дорожитьжизнью, нежели теперь. Мы расстались. Я ждал с год, следя за Грибоедовым издали, и наконец узнал, что он женился и наслаждался полным счастьем. Теперь, думал я, настала моя очередь послать противнику свой выстрел, который должен быть роковым, так как все знали, что я не делаю промаху. Боясь, что меня не примут или назовут настоящим именем, я оделся черкесом и назвал себя каким-то князем из кунаков Грибоедова. Явившись к нему в дом, велел о себе доложить, зная, что он в это время был дома и занимается в своем кабинете один. Велено меня просить. Я вошел в кабинет, и первым моим делом было замкнуть за собою на ключ дверь и ключ спрятать в карман. Хозяин был чрезвычайно изумлен, но все понял, когда я обратился к нему лицом, и он пристально взглянул мне в глаза, и когда я ему сказал, что пришел за своим выстрелом. Делать было нечего, мы стали по концам комнаты — и я начал медленно наводить свой пистолет, желая этим помучить и подразнить своего противника, так что он пришел в сильное волнение и просил скорее покончить. Но вдруг я понизил пистолет, раздался выстрел, Грибоедов вскрикнул, и когда рассеялся дым, я увидел, что попал, куда хотел: я раздробил ему два большие пальца на правой руке, зная, что он страстно любил играть на фортепиано и что лишение этого будет для него ужасно.
— Вот вам на память! — воскликнул я, отмыкая дверь и выходя из дому.
На выстрел и крик сбежались жена и люди; но я свободно вышел, пользуясь общим смущением, своим костюмом и блестевшими за поясом кинжалом и пистолетом».

очень напоминает одно известное произведение.
Ну, а сам  Пушкин писал про Якубовича  в письме А.Бестужеву:
"Когда я вру с женщинами,  я их уверяю, что с ним (т. е. с Якубовичем .) разбойничал на Кавказе, простреливал Грибоедова, хоронил Шереметева etc"..
По-моему, эти строки очень ярко характеризуют А.Якубовича.
Вот так закончилась дуэль четырех, известная в истории, как четверная дуэль.
Ну, а что Истомина? Говорят, она рыдала у постели раненого Шереметева, а потом... потом продолжила блистать на петербуржской сцене.
А вот  для А.С. Грибоедова эта дуэль, как считается, была поворотным событием в жизни, после чего он во многом изменил свои взгляды на жизнь и отношение к ней.

Первая из женщин

Ниточка тянется от Грибоедова
Помните Татьяну Юрьевну из "Горя от ума"?

Как обходительна! добра! мила! проста!
Балы дает нельзя богаче
От Рождества и до Поста,
И летом праздники на даче.

Современники единодушно узнавали в этом портрете Прасковью Юрьевну Гагарину.


П.Грасси, 1790-е гг.

Она была дочерью действительного тайного советника князя Юрия Никитича Трубецкого (по прозванию "Тарара") и Дарьи Александровны, урождённой Румянцевой - родной сестры фельдмаршала П.А.Румянцева-Задунайского. А приключений в ее долгой жизни с лихвой хватило бы на парочку романов))
В 20 лет Прасковья вышла замуж за князя Фёдора Сергеевича Гагарина - по взаимной любви.



Гагарин состоял на военной службе (в чине полковника, позднее генерал-майора), и во время русско-турецкой войны 1789-91 гг. молодая жена, не желая расставаться с мужем, последовала за ним к театру военных действий, в Яссы.
Здесь красота Гагариной побудила командующего армией Григория Александровича Потемкина после слов "в дамском обществе всякую женщину можно безнаказанно поцеловать" перейти к делу, за что светлейший князь немедленно получил от княгини пощечину. Все ахнули. Взбешенный и растерянный Потемкин поспешно ушел в свой кабинет. Гости остались в оцепенении и ужасе. На дерзкую княгиню посыпались укоры, муж хотел ее увести, но она предпочла дождаться развязки и сама стала шутить и смеяться над случившимся. Не прошло и четверти часа, как Потемкин снова вошел в залу. С улыбкой на лице он поцеловал Прасковье руку и в знак примирения подарил ей изящную бонбоньерку с надписью "Храм Дружбы". Гагарина оказала достойный отпор - и заслужила уважение Потемкина, которого он, избалованный женским вниманием, прежде не выказывал.



Впоследствии она поехала с мужем в Польшу, где Гагарин был убит во время варшавского восстания в апреле 1794 г. А Прасковью, которая в то время была беременна, заключили под стражу. Она оставалась в плену в течение полугода и там, в тюрьме, родила дочь Софью. Освободили ее войска Суворова, взявшие Варшаву штурмом.
Долгое время после гибели мужа Прасковья оставалась вдовой. По словам Ф.Вигеля, «долго отвергала она всякие утешения, в серьге носила землю с могилы мужа своего; но вместе с твердостию имела она необычайные, можно сказать, невиданные живость и веселость характера; раз предавшись удовольствиям света, она не переставала им следовать».
В 90-е годы поклонником и близким другом княгини слыл Николай Карамзин - тогда еще не историограф, а модный издатель и сочинитель, посвящавший ей стихи.



Парашу вечно не забуду,
Мила мне будет навсегда,
К ней всякий вечер ездить буду,
А к Селимене никогда.

Действительно, характером Прасковья не походила на Селимену, героиню мольеровского “Мизантропа")) Она устраивала в своем доме спектакли итальянской оперы и выступала в них в роли примадонны. Как пишет о ней в “Русских портретах” великий князь Николай Романов, Гагарина обладала "невиданною живостью и веселостью характера… предавалась всем удовольствиям света и была известна как одна из первых львиц московского общества допожарной эпохи". Её благорасположением стремились заручиться многие, и недаром в грибоедовской комедии Молчалин советует Чацкому хоть раз съездить к Татьяне Юрьевне:
Татьяна Юрьевна!!! Известная, - притом
Чиновные и должностные -
Все ей друзья и все родные...

Но Гагарина славилась не только балами и влиянием в свете. В 1803 году она первой из русских женщин совершила полет над Москвой в корзине воздушного шара, построенного французом Андре-Жаком Гарнереном! (А через 158 лет совершит первый полет в космос Юрий Гагарин - однофамилец Прасковьи Юрьевны) Шар приземлился в имении Вяземских Остафьево и долгое время хранился там. А Петр Андреевич Вяземский шутил, что он стал знаменит только потому, что в его имении приземлилась Гагарина.



Шутки шутками, но закончилось это тем, что Вяземский стал зятем Прасковьи Юрьевны, женившись на ее старшей дочери Вере.



Вот как писал о Гагариной Вигель: «Она жила в Москве, в странном городе, где на все смотрят, всему подражают, все делают в преувеличенном виде. Правнуки степенных княгинь и боярынь, редко покидавших свои терема, пользовались в нем совершенною свободой, смею даже прибавить, излишнею… Чтобы сохранить чистое имя, должны были женщины приниматься за pruderie, что иначе не умею я перевести, как словом жеманство. Их число было немалое, но их не терпели и над ними смеялись, тогда как торжество и победы ожидали истинно или мнимо виновных. Прасковья Юрьевна, которая всему охотно смеялась, особенно вранью, никак не хотела рассердиться за то, что про нее распускали".
В 1812 году Гагарина вышла замуж за отставного кавалергардского полковника Петра Александровича Кологривова. Муж на восемь лет был моложе княгини, которая и в пятьдесят выглядела привлекательной. Современники считали его человеком весьма недалеким. Вигель писал: "Я не знавал человека более его лишенного чувства, называемого такт, он без намерения делал грубости, шутил обидно и говорил невпопад". Но он был богат, а дела Прасковьи Юрьевны к тому времени пришли в расстройство: в вопросах хозяйства она была легкомысленна, и когда-то значительное состояние буквально утекло у нее меж пальцев.
Кологривов страшно гордился тем, что Прасковья Юрьевна оказала ему честь сделаться его женой. Рассказывали, что однажды на балу некое высокопоставленное лицо спросило его, кто он такой, и Кологривов ответил, что он - муж Прасковьи Юрьевны! "Полагая, вероятно, что это звание важнее всех его титулов", - комментирует декабрист Завалишин.
Современники вспоминали, что Прасковья Юрьевна, «смолоду взбалмошная», еще и в 1820-е годы, несмотря на свои 60 лет, сохраняла любовь к забавам и увеселениям. Ее балы славились в Москве пышностью и многолюдством (именно их расхваливает Чацкому Молчалин - ведь их разговор происходит зимой 1823-24 гг.)



Ну что еще добавить? На склоне лет Прасковья Юрьевна много занималась благотворительностью, была даже председателем совета московских приютов.

Эпиграф: "Ляпай! Но ляпай уверенно! У них это называется "точка зрения".(с)"

Кто такая красавица? Это женщина, у которой много поклонников, по-моему,  так. Чем больше поклонников, тем красивее женщина, и  именно в такой последовательности.  Поэтому  Елизавету Ивановну Дмитриеву с полным основанием можно считать красавицей. Несмотря на невзрачную внешность, она  умела влюблять в себя.

Елизавета Дмитриева, Лиля, как называли ее друзья и родные «родилась в Петербурге 31 марта 1887 года. Небогатая дворянская семья. Много традиций, мечтаний о прошлом и беспомощности в настоящем. Мать по отцу украинка,- и тип и лицо - все от нее - внешнее. Отец по матери - швед. Очень замкнутый мечтатель, неудачник, учитель средней школы, рано умерший от чахотки. Была сестра немного старше, рано - 24 лет - умерла. Очень трагично. Впечатленье на всю жизнь. Есть брат - старший. Я - младшая, очень, очень болезненная, с 7 до 16 лет почти все время лежала - туберкулез и костей и легких; все это до сих пор, до сих пор хромаю, потому что болит нога» А еще у нее были хромые игрушки, потому что брат и сестра считали, что игрушки должны быть похожи на свою хозяйку.  
Из-за болезни Лиля поздно окончила гимназию, ведь, по большей части, заниматься приходилось дома. Зато окончила ее с медалью. Она была странной девушкой, совершенно непохожей на своих сверстниц, жила в свое особом мире грез, легенд и фантазий.

После окончания гимназии, в 1904 г, Лиля поступила в Женский Императорский Педагогический институт, где изучала историю и французскую литературу средних веков. Параллельно посещала курсы университета по испанской литературе и старофранцузскому языку. В это же время девушка начинает писать стихи.

Схоронили сказку у прибрежья моря
В чистом, золотистом тающем песке...
Схоронили сказку у прибрежья моря
Вдалеке...

И могилу сказки скоро смоют волны
Поцелуем нежным, тихим, как во сне...
И могилу сказки скоро смоют волны
В глубине...

Больно, больно плакать над могилой сказки,
Потому что сердце умирает в ней...
Больно, больно плакать над могилой сказки,
Не своей...

В 1906 году она знакомиться со студентом Всеволодом  Васильевым, дает обещание выйти за него замуж, отныне Воля (сокращенно от Всеволод по моде тех лет) ее официальный жених.

А в 1907 году, в Париже, происходит еще одна встреча. Вот как пишет о ней Лиля: «В первый раз я увидела Н. С. в июне 1907 г. в Париже в мастерской художника Себастиана Гуревича, который писал мой портрет. Он был еще совсем мальчик, бледное, манерное лицо, шепелявый говор, в руках он держал небольшую змейку из голубого бисера. Она меня больше всего поразила.
Мы говорили о Царском Селе, Н. С. читал стихи. Стихи мне очень понравились. Через несколько дней мы опять все втроем были в ночном кафе, я первый раз в моей жизни. Маленькая цветочница продавала большие букеты пушистых белых гвоздик, Н. С. купил для меня такой букет; а уже поздно ночью мы втроем ходили вокруг Люксембургского  сада и Н. С. говорил о Пресвятой Деве. Вот и всё».

Думаю, Лиля лукавит. Николай Гумилев (Н.С.)  ей очень понравился, более того, девушка была зачарована им. Но Николай Степанович был рыцарем таинственно-прекрасной дамы, сероглазой Ани Горенко.  

И  стихи, вошедшие позднее в  сборник, «Романтические цветы», которые он читал Лиле в тот вечер, были посвящены Анне.

Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд,
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далеко, далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.

Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.

Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полет.
Я знаю, что много чудесного видит земля,
Когда на закате он прячется в мраморный грот.

Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про черную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя.

И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав…
Ты плачешь? Послушай… далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.

( «Жираф» был написан в сентябре 1907 года, а встреча с Дмитриевой произошла летом, если что. На этом месте проявляю силу воли плюс характер и возвращаюсь к основной теме)

22 марта 1908 года Лиля знакомиться с Максимилианом Александровичем Волошиным.

Запись в дневнике Волошина от 18 апреля 1908 года: «Некрасивое лицо и сияющие, ясные, неустанно спрашивающие глаза. В комнате несколько человек, но мы говорим, уже понимая, при других и непонятно им». Вместе с Максимилианом Александровичем Лиля посещает поэтические собрания, бывает на различных богемных мероприятиях. Летом он уезжает в Париж. Был ли у них роман в это время? Я не знаю. Люди болтали разное.
Летом она оканчивает университет и начинает преподавать в Петровской женской гимназии. Средств не хватает, девушка вынуждена давать частные уроки. Она пишет простые стихи,  переводит. Кое-что из ее переводов появляется в печати.
Наступает 1909 год, знаковый для Лили. В январе из Парижа возвращается Волошин, он селится в доме А.Н. Толстого, встречи с Лилей возобновляются. Волошин окончательно вводит ее в круг поэтов, они вместе посещают различные литературные собрания и кружки Петербурга, в том числе и знаменитую "башню" Вячеслава Иванова.

Думаю, что именно в это время у Лили окончательно сформировалось желание войти в поэтическую элиту,  и она поверила  в то, что ей предназначена великая судьба великой поэтессы.

На одном из литературных собраний она вновь встретила Николая Гумилева. Их представили друг другу,  они вспомнили о своем парижском знакомстве. Слово самой Лиле: « Весной уже 1909 г. в Петербурге я была в большой компании на какой-то художественной лекции в Академии художеств,  был М. А. Волошин, который казался тогда для меня недосягаемым идеалом во всем. Ко мне он был очень мил. На этой лекции меня познакомили с Н. С., но мы вспомнили друг друга. Это был значительный вечер моей жизни. Мы все поехали ужинать в «Вену», мы много говорили с Н. Степ. об Африке, почти в полусловах понимая друг друга, обо львах и крокодилах. Я помню, я тогда сказала очень серьезно, потому что я ведь никогда не улыбалась; «Не надо убивать крокодилов». Ник. Степ. отвел в сторону М. А. и спросил: «Она всегда так говорит?» «Да, всегда»,- ответил М. А. Я пишу об этом подробно, потому что эта маленькая глупая фраза повернула ко мне целиком Н. С.  Он поехал меня провожать, и тут же сразу мы оба с беспощадной ясностью поняли, что это «встреча» и не нам ей противиться.
«Не смущаясь и не кроясь, я смотрю в глаза людей, я нашел себе подругу из породы лебедей»,- писал Н. С. на альбоме, подаренном мне. Мы стали часто встречаться, все дни мы были вместе и друг для друга. Писали стихи, ездили на «Башню» и возвращались на рассвете по просыпающемуся серо-розовому городу. Много раз просил меня Н. С. выйти за него замуж, никогда не соглашалась я на это; в это время я была невестой другого, была связана жалостью к большой, непонятной мне любви. В «будни своей жизни» не хотела я вводить Н. Степ. Те минуты, которые я была с ним, я ни о чем не помнила, а потом плакала у себя дома, металась, не знала. Всей моей жизни не покрывал Н. С., и еще: в нем была железная воля, желание даже в ласке подчинить, а во мне было упрямство - желание мучить. Воистину он больше любил меня, чем я его. Он знал, что я не его невеста, видел даже моего жениха. Ревновал. Ломал мне пальцы, а потом плакал и целовал край платья.
В мае мы вместе поехали в Коктебель. Все путешествие туда я помню, как дымно-розовый закат, и мы вместе у окна вагона. Я звала его «Гумми», не любила имени «Николай»,  а он меня, как зовут дома меня, «Лиля» - «имя похоже на серебристый колокольчик», так говорил он.
В Коктебеле все изменилось…»


И опять, мне кажется, что Лиля лукавит. О бурном их романе известно только из ее «Исповеди», а какая женщина напишет о себе плохо? Известно так же, что Гумилев в это  время продолжал добиваться взаимности Анны Ахматовой (Горенко). Возможно, это была попытка «выбить клин клином». Не знаю. Но я бы охарактеризовала их  отношения словом «интрижка» (а кто не согласен – см. эпиграф, вот!)
Но, так или иначе, по прибытии в Коктебель, у Лили начинается роман с Волошиным. Интересны записи А.Н. Толстого.
"Гумилев с иронией встретил любовную неудачу: в продолжение недели он занимался ловлей тарантулов. Его карманы были набиты пауками, посаженными в спичечные коробки. Он устраивал бои тарантулов. К нему было страшно подойти. Затем он заперся у себя в чердачной комнате дачи и написал замечательную, столь прославленную впоследствии поэму "Капитаны". После этого он выпустил пауков и уехал".

Кстати о «Капитанах».

На полярных морях и на южных,
По изгибам зеленых зыбей,
Меж базальтовых скал и жемчужных
Шелестят паруса кораблей.

Быстрокрылых ведут капитаны,
Открыватели новых земель,
Для кого не страшны ураганы,
Кто отведал мальстремы и мель,

Чья не пылью затерянных хартий, —
Солью моря пропитана грудь,
Кто иглой на разорванной карте
Отмечает свой дерзостный путь.

И, взойдя на трепещущий мостик,
Вспоминает покинутый порт,
Отряхая ударами трости
Клочья пены с высоких ботфорт,

Или, бунт на борту обнаружив,
Из-за пояса рвет пистолет,
Так что сыпется золото с кружев,
С розоватых брабантских манжет.

Пусть безумствует море и хлещет,
Гребни волн поднялись в небеса, —
Ни один пред грозой не трепещет,
Ни один не свернет паруса.

Это пишет разочаровавшийся в любви молодой романтик?
Ага, щазз!, как выражаются мои дети.

Вернусь немного назад. Весной 1909 года, Гумилев встретился с Сергеем Маковским, который заразил и его идеей создания нового литературного журнала – будущего "Аполлона".

В том же издании согласился сотрудничать  Волошин. Это должен был быть ну очень рафинированный журнал! Ничего низкого, только возвышенное и романтическое. Ну и красивое, само собой. Мужчины должны быть изящны и элегантны, женщины тоже соответствовать.

Говорят, что перед отъездом в Коктебель Лиля пришла в редакцию и предложила свои стихи. Но полноватая,  невзрачная девушка не произвела на Маковского должного впечатления, и стихи были отвергнуты.

А сейчас слово предоставляется Максимилиану Александровичу. « Я начну с того, с чего начинаю обычно,- с того, кто был Габриак. Габриак был морской чорт, найденный в Коктебеле, на берегу, против мыса Мальчин. Он был выточен волнами из корня виноградной лозы и имел одну руку, одну ногу и собачью морду с добродушным выражением лица.
Он жил у меня в кабинете, на полке с французскими поэтами, вместе со своей сестрой, девушкой без головы, но с распущенными волосами, также выточенной из виноградного корня, до тех пор, пока не был подарен мною Лиле. Тогда он переселился в Петербург на другую книжную полку.
Имя ему было дано в Коктебеле. Мы долго рылись в чертовских святцах и, наконец, остановились на имени «Габриах». Это был бес, защищающий от злых духов. Такая роль шла к добродушному выражению лица нашего чорта».

Стихи Лили нравились Волошину, он считал, что они по своему стилю и настроению соответствуют направленности «Аполлона», поэтому он решился на мистификацию. Забегу немного вперед. Возможно, изначально, Влошин, действительно хотел помочь Лиле реализовать себя, занять достойное место среди сотрудников редакции. В конце концов, наказать таким образом Маковского за дендизм и эстетство. Но впоследствии мистификация захватила его настолько, что поэт продолжал свою игру просто ради нее самой, ради острых ощущений.

Итак, однажды в конце лета или в начале сентября (тут источники расходятся в показаниях) в редакцию «Аполлона» пришел по почке конверт  запечатанный  черным сургучом. На печати был девиз: «Vae victis!» Конверт вскрыли, там  оказались листы бумаги с траурной  рамкой, надушенные и переложенные засушенными листочками и травками.

Это было письмо,  написанное по-французски, утонченным слогом и стихи. Дама, подписавшаяся Ч.де Габриак, предлагала эти стихи редакции  скромно надеялась, что они понравятся. Стихи были посвящены гербу.

Червленый щит в моем гербе,
И знака нет на светлом поле.
Но вверен он моей судьбе,
Последней – в роде дерзких волей.
Есть необманный путь к тому,
Кто спит в стенах Иерусалима,
Кто верен роду моему,
Кем я звана, кем я любима.
И – путь безумья всех надежд,
Неотвратимый путь гордыни;
В нем пламя огненных одежд
И скорбь отвергнутой пустыни...
Но что дано мне в щит вписать?
Датуры тьмы иль розы храма?
Тубала медную печать
Или акацию Хирама?

И опять слово Волошину. «Маковский был в восхищении. «Вот видите, Максимилиан Александрович, я всегда Вам говорил, что Вы слишком мало обращаете внимания на светских женщин. Посмотрите, какие одна из них прислала мне стихи! Такие сотрудники для «Аполлона» необходимы!
Черубине был написан ответ на французском языке, чрезвычайно лестный для начинающего поэта, с просьбой порыться в старых тетрадях и прислать все, что она до сих пор писала. В тот же вечер мы с Лилей принялись за работу, и на другой день Маковский получил целую тетрадь стихов»
Через пару дней в квартире Маковского раздался телефонный звонок, и он услышал обворожительный голос. В своих мемуарах Маковский и позднее не стыдится признаться о том впечатлении, которое на него произвел этот дивный голос:"Голос у нее оказался удивительным: никогда, кажется, не слышал я более обвораживающего голоса. Не менее привлекательна была и вся немного картавая, затушеванная речь: так разговаривают женщины очень кокетливые, привыкшие нравиться, уверенные в своей неотразимости".

Постепенно была создана целая биография Черубины. Она испанка и ей восемнадцать лет, у нее рыжеватые, бронзовые кудри, бледное лицо, яркие  губы со слегка опущенными углами, она немного прихрамывает, как полагается колдуньям.

Вот ее поэтический портрет.

С моею царственной мечтой
Одна брожу по всей вселенной,
С моим презреньем к жизни тленной,
С моею горькой красотой.

Царицей призрачного трона
Меня поставила судьба...
Венчает гордый выгиб лба
Червонных кос моих корона.

Но спят в угаснувших веках
Все те. кто были бы любимы,
Как я, печалию томимы,
Как я, одни в своих мечтах.

И я умру в степях чужбины,
Не разомкну заклятый круг.
К чему так нежны кисти рук,
Так тонко имя Черубины?


Она одинока, ревностная католичка. У нее строгий духовник, инквизитор, отец Бенедикт и она каждое воскресенье посещает костел. Сердце ее отдано рыцарю. А еще она очень любит Христа.

Твои глаза - святой Грааль.
В себя принявший скорби мира,
И облекла твою печаль
Марии белая порфира.

Ты, обагрявший кровью меч.
Склонил смиренно перья шлема
Перед сияньем тонких свеч
В дверях пещеры Вифлеема.

И ты - хранишь ее один,
Безумный вождь священных ратей,
Заступник грез, святой Игнатий,
Пречистой Девы паладин!

Ты для меня, средь дольних дымов,
Любимый, младший брат Христа,
Цветок небесных серафимов
И Богоматери мечта.
_____________________

Эти руки со мной неотступно
Средь ночной тишины моих грез,
Как отрадно, как сладко-преступно
Обвивать их гирляндами роз.

Я целую божественных линий
На ладонях священный узор...
(Запевает далеких Эриний
В глубине угрожающий хор.)

Как люблю эти тонкие кисти
И ногтей удлиненных эмаль,
О, загар этих рук золотистей,
Чем Ливанских полудней печаль.

Эти руки, как гибкие грозди.
Все сияют в камнях дорогих. .
Но оставили острые гвозди
Чуть заметные знаки на них.


(Здесь опять проявляю характер и не тащу в текст все  стихи Черубины)

Снова слово Волошину. « Лиля позвонила Маковскому. Он был болен, скучал, ему не хотелось класть трубку, и он, вместо того, чтобы кончать разговор, сказал: «Знаете, я умею определять судьбу и характер человека по его почерку. Хотите, я расскажу Вам все, что узнал по Вашему?» И он рассказал, что отец Черубины - француз из Южной Франции, мать - русская, что она воспитывалась в монастыре в Толедо и т.д. Лиле оставалось только изумляться, откуда он все это мог узнать, и таким образом мы получили ряд ценных сведений из биографии Черубины, которых впоследствии и придерживались».  И так далее.
По существу,  Сергей Константинович сам придумал себе прекрасную даму и сам в нее поверил.
Для большего колорита Волошин с Лилей мечтали раздобыть где-нибудь католического семинариста, который бы молча вручал таинственные письма с траурной каймой. С этим возникли проблемы,  и без семинариста все было  очень таинственно.
Постепенно Максимилиан Александрович и Лиля перешли на «язык цветов». То есть, вместо писем в конверты со стихами вкладывались засушенные цветы, листья, травинки. Причем каждый раз разные (интересно, чей гербарий им пришлось для этого раздербанить). Затем Волошин сам переводил для Маковского эти сообщения. Сергей Константинович тоже решил пообщаться на «языке цветов» и прислал Лиле здоровенный и дорогущий букет из роз и орхидей. Примерно такой.

Но подобные траты могли ударить по карману сотрудников редакции, гонорары то надо платить. Поэтому было решено не допускать подобных трат впредь.

Лиля пишет один из лучших своих стихов (на мое мнение)

Цветы живут в людских сердцах;
Читаю тайно в их страницах
О ненамеченных границах,
О нерасцветших лепестках.

Я знаю души, как лаванда,
Я знаю девушек мимоз.
Я знаю, как из чайных роз
В душе сплетается гирлянда.

В ветвях лаврового куста
Я вижу прорезь черных крылий,
Я знаю чаши чистых лилий
И их греховные уста.

Люблю в наивных медуницах
Немую скорбь умерших фей.
И лик бесстыдных орхидей
Я ненавижу в светских лицах.

Акаций белые слова
Даны ушедшим и забытым.
А у меня, по старым плитам,
В душе растет разрыв-трава.

и письмо.
«Дорогой Сергей Константинович! Когда я получила Ваш букет, я могла поставить его только в прихожей, так как была чрезвычайно удивлена, что Вы решаетесь задавать мне такие вопросы. Очевидно, Вы совсем не умеете обращаться с нечетными числами и не знаете языка цветов».
Маковский жаловался потом Волошину, что совсем  не помнит состав букета и, собственно, не понимает, что он такого сказал. Хотя, судя по тому, что букет был большой, там заключался целый монолог.

Он ищет встреч с Черубиной, но, естественно, встретится с ней не может. Лиля легко водит Маковского за нос. Когда он  начал проявлять настойчивость, Лиля поступала просто. Она говорила: "Тогда-то я буду кататься на Островах". Маковский мчался на Острова, а потом рассказывал Черубине, что узнал ее, как она была одета и в каком авто ехала. И слышал в ответ, что все не так и она ездит только на лошадях.
Или  обещала быть в театре. Маковский выбирал самую красивую даму, естественно.  А она на следующий день начинала язвительно критиковать избранную им красавицу.
Так Черубина "выбивала шпагу из рук" Маковского.
Волошин пишет: "Нам удалось сделать необыкновенную вещь: создать человеку такую женщину, которая была воплощением его идеала и которая в то же время не могла его разочаровать, так как эта женщина была призрак".

Волошин и Лиля придумали даже кузена Черубины – португальца, атташе при посольстве. Маковский к нему страшно ревновал, и однажды устроил на него целую охоту. Ускользнуть кузену удалось только благодаря тому, что его не существовало. Кузена звали дон Гарпия де Мантилья.

О Черубине знал весь Петербург, половина редакции «Аполлона» ходила в нее влюбленная. Но далеко не все, конечно. А. Толстой знал о мистификации,  знал, кто такая Черубина.  Но, по просьбе Волошина, молчал.  Подозревали мистификацию и другие поэты. И. Анненский, например, более того, он говорил об этом Маковскому:"Нет, воля ваша, что-то в ней не то. Нечистое это дело".
Подвох  чуял и Вячеслав Иванов, но считал автором самого Сергея Константиновича.  Мол, не корысти ради, а в целях поднятия тиража.

Знал ли о подлинной Черубине Гумилев… Думаю, что знал. Но молчал из гордости и некоторой брезгливости,  что ли. Во всяком случае, он ни одной строчки Черубине не посвятил, хотя внимательно следил за творчеством молодых и начинающих русских поэтов и писал своевременные рецензии об их произведениях и сборниках.
Волошин все больше втягивался в игру. Была придумана поездка Черубины в Париж. Впоследствии Волошин сокрушался, что Маковский не рванул за  ней следом "что лишило историю Черубины небезынтересной страницы". Когда Черубина «вернулась» из Парижа, Сергей Константинович  возобновил свои попытки встретиться с ней.

А что же Лиля? А  ее тяготил затянувшийся розыгрыш, ей хотелось признания ее самой. В конце концов, это же она, Лиля Дмитриева писала замечательные, чувственные, волнительные стихи! Каково было ей слышать постоянные похвалы в адрес Черубины! И она сорвалась, она открылась переводчику редакции фон Гюнтеру при довольно пикантных обстоятельствах, который рассказывает все Михаилу Кузьмину. 16 ноября Кузьмин, в присутствии А.Толстого, сообщает о Лиле Маковскому. Маковский не хочет верить, но ему предлагают позвонить по телефону и поговорить с Дмитриевой. Он звонит, и, к своему ужасу, слышит тот самый волшебный голос таинственной красавицы.
Но слово самому Маковскому: «Я перестал «не верить» лишь после того, как на мой телефонный звонок по номеру, указанному Кузминым, действительно отозвался - тот, ее, любимый, волшебный голос. Но и тогда я продолжал надеяться, что все кончится к лучшему. Ну что же, - соображал я, - пусть исчезнет загадочная рыжеволосая «инфанта», - ведь я и раньше знал, что на самом деле она не совсем такая, какой себя рисует. Пусть обратится в какую-то другую, в какую-то русскую девушку, «выдумавшую себя», чтобы вернее мне нравиться, - ведь она добилась своим умом, талантом, всеми душевными чарами того, что требовалось; стала близкой мне той близостью, когда наружность, а тем более романтические прикрасы перестают быть главным, когда неотразимо действует «сродство душ»...» Но Сергей Константинович «держит марку». Он говорит: «Боже мой, неужто в самом деле вы думали, что я не в курсе всей интриги? Но теперь время поставить, точки на i и разойтись а l'amiable Лучше всего, заезжайте-ка ко мне. Хоть сейчас. За чашкой чаю обо всем и потолкуем...»
Он ждал. Лиля приехала в десять вечера. Маковский с трепетом прислушивался к ее шагам. Это  были последние мгновения его влюбленности в прекрасный призрак.
И снова слово ему. «Дверь медленно, как мне показалось, очень медленно растворилась, и в комнату вошла, сильно прихрамывая, невысокая, довольно полная темноволосая женщина с крупной головой, вздутым чрезмерно лбом и каким-то поистине страшным ртом, из которого высовывались клыкообразные зубы. Она была на редкость некрасива. Или это представилось мне так, по сравнению с тем образом красоты, что я выносил за эти месяцы? Стало почти страшно. Сон чудесный канул вдруг в вечность, вступала в свои права неумолимая, чудовищная, стыдная действительность. И сделалось до слёз противно, и вместе с тем жаль было до слёз её, Черубину...»

Для Лили это был удар. История Сирано де Бержерака не повторилась для нее. Она просит прощения у Маковского. «О том, как жестоко искупаю я обман - один Бог ведает. Сегодня, с минуты, когда я услышала от вас, что все открылось, с этой минуты я навсегда потеряла себя: умерла та единственная, выдуманная мною «я», которая позволяла мне в течение нескольких месяцев чувствовать себя женщиной, жить полной жизнью творчества, любви, счастья. Похоронив Черубину, я похоронила себя и никогда уж не воскресну...»

На этом можно было бы окончить историю Черубины де Габриак,  если б не дуэль, начавшаяся с оскорбления и окончившаяся позорным фарсом, над которым потешались все тогдашние газеты.

Давно ты дал в порыве суеверном
Мне зеркало в оправе из свинца,
И призрак твоего лица
Я удержала в зеркале неверном.

И с этих пор, когда мне сердце жжёт
Тоска, как капли тёплой алой крови,
Я вижу в зеркале изогнутые брови
И бледный ненавистный рот.

Мне сладко видеть наши лица вместе
И знать, что в этот мёртвый час
Моя тоска твоих коснётся глаз
И вздрогнешь ты под острой лаской мести.

Честно говоря, не очень хочется об этом писать. Есть слова Волошина и Лили об этой истории. Но они люди заинтересованные, тем более что в их мемуарах много неточностей и нестыковок. Одно только упоминание «мокрой весны» говорит о многом, дуэль состоялась 22 ноября.

Но слово А. Толстому. «Мистификация, начатая с шутки, зашла слишком далеко, — пришлось раскрыть. В редакции «Аполлона» настроение было, как перед грозой. И неожиданно для всех гроза разразилась над головой Гумилёва. Здесь, конечно, не место рассказывать о том, чего сам Гумилёв никогда не желал делать достоянием общества. Но я знаю и утверждаю, что обвинение, брошенное ему, — в произнесении им некоторых неосторожных слов — было ложно: слов этих он не произносил и произнести не мог. Однако из гордости и презрения он молчал, не отрицая обвинения, когда же была устроена очная ставка и он услышал на очной ставке ложь, то он из гордости и презрения подтвердил эту ложь. В Мариинском театре, наверху, в огромной, как площадь, мастерской Головина, в половине одиннадцатого, когда под колосниками, в черной пропасти сцены, раздавались звуки «Орфея», произошла тяжелая сцена в двух шагах от меня: поэт В., бросившись к Гумилёву, оскорбил его. К ним подбежали Анненский, Головин, В. Иванов. Но Гумилёв, прямой, весь напряженный, заложив руки за спину и стиснув их, уже овладел собою. Здесь же он вызвал В. на дуэль.
Весь следующий день между секундантами шли отчаянные переговоры. Гумилёв предъявил требование стреляться в пяти шагах до смерти одного из противников. Он не шутил. Для него, конечно, изо всей этой путаницы, мистификации и лжи не было иного выхода, кроме смерти» Я верю Толстому.

Стараниями секундантов дуэль с шести шагов перенесли на 15 (25 по другим сведениям). Гумилев промахнулся, пистолет Волошина дал осечку. Гумилев потребовал, что бы Волошин стрелял снова.  Выстрел был сделан в снег.
После этого все участники разъехались по домам. Но сохранить в тайне дуэль не удалась, полицейские побывали на Черной речке, но вместо крови нашли калошу. По этому поводу газетчики как следует потоптались  на героях, а Максимилиан Волошин обзавелся прозвищем Вакс Калошин (впрочем,  Саша Черный всегда любил обзываться). Вскоре и Волошин, и Гумилев покинули Петербург. Николай Степанович уехал в путешествие, а затем, весной 1910 года женился на Анне Ахматовой.

Волошин уединился в Коктебеле, где его изображение прибрежные скалы сохранили навсегда.
По слухам, его перестали принимать во всех приличных домах.

А что же Лиля? Она перестала печататься, вскоре вышла замуж за Всеволода Васильева, взяла фамилию мужа. Путешествовала по Европе. После революции перебралась в Екатеринодар,  сотрудничала с Маршаком, писала детские пьесы. Затем вернулась в Питер. В 1922 году снова начала писать стихи. В 1927 была выслана. А уже через год, в Ташкенте, умерла от рака. До конца жизни продолжала переписку с Волошиным. А в конце жизни создала еще одну мистификацию, цикл «китайских стихов» «Дом под грушевым деревом», которая прошла совсем незамеченной.

Lilianna_80, спасибо огромное за эту таинственную историю, изложенную так тактично и в то же время так  интригующе.

Обнаружив к своему великому удивлению эту прекрасную тему, не смогла устоять,
и не посвятить свой пост одной из самых красивых красавиц прошлого столетия.

О́дри Кэ́тлин Ра́стон,( Audrey Kathleen Ruston)
Одри Хепберн - первая красавица XX века

Она была особенной при жизни. И нельзя сказать, что теперь она – легенда.
Она была легендой уже тогда.
Казалось, её изысканность родилась вместе с ней. Она красиво говорила, красиво ходила и одевалась. Её манеры были самыми красивыми из тех, что можно было когда-нибудь увидеть на экране и в жизни. Если хочешь быть настоящей звездой – у тебя должен быть Божий Дар, что-то, что ты получаешь от Бога. Этому невозможно научиться. Господь поцеловал её в щёчку, и она появилась на свет. Так и было.
   Одри Хепберн была актрисой, чудесной актрисой. Она была уникальна. Но было кое-что, что отличало её от других актёров – она не любила говорить о себе. Но в конце жизни она взяла на себя задачу привлечь внимание мировой общественности к миллионам страдающих детей. Она ездила по миру и представляла интересы этих детей. Ради их спасения она рассказывала о себе в Голландии, Новой Зеландии, Австралии, Нью-Йорке и даже Голливуде. Она оставила нам записанный на плёнку рассказ о своей жизни, о жизни великой кинозвезды и замечательной женщины. Вот этот рассказ.
   Одри Хепберн рассказывает: «У меня от рождения было что-то, что притягивало зрителей. Это всегда удивляло и поражало меня саму.
Из воспоминаний Грегори Пека: «Сначала я думал, что этот фильм обо мне. Когда Вилли Уайлер сообщил мне, что какая-то неизвестная девочка, танцовщица из Лондона, будет играть принцессу, я сказал: «Тебе, конечно виднее. Ты видел её на экране?» Он сказал: «Дай-ка я тебе кое-что покажу». Это длилось минуты две, после чего меня осенило – «Римские каникулы» - это фильм не обо мне, а о принцессе.»
   Одри Хёпберн рассказывает: «Я очень многим, если не всем, обязана Грегу, потому что звёзды давали одобрение на участие других актёров».
   Из воспоминаний Вилли Уайлера: «Съёмочная группа обожала её. Она не сделала ни одной ошибки. Сначала это был Грегори Пек в фильме «Римские каникулы» с участием Одри Хёпберн. Был звонок в Голливуд и сказал, что имя Одри Хепберн должно стоять первым. Он ответил, что это невозможно, потому что годы уходят на то, чтобы стать звездой! Но я ответил, что «буду выглядеть полным идиотом, когда эта девочка получит ОСКАРА за свою первую роль». Решили, что в одной из сцен они сыграют шутку с окровавленной рукой. Решено было, что Грегори засунет свою руку в «УСТА ПРАВДЫ», а когда вытащит её, то она будет в крови, только не стали говорить об этом Одри.»

Одри Хёпберн вспоминает: «Мы снимали сцену, когда Грег кладёт руку в «УСТА ПРАВДЫ» и я истошно закричала. И это было очень смешно и очень страшно. Потом Грег и я должны были навсегда расстаться. Это была сцена прощания. Вилли сказал: «Теперь я хочу, чтобы ты заплакала. Потому что твоё сердце разбито». Моё сердце было разбито, но мне не хватало профессионализма. Я не знала, как вызвать слёзы. Мы сняли один, второй, третий, четвёртый, пятый дубль – я не могла выдавить ни слезинки. Тогда Вилли, который был всегда со мной мягким и добрым, сказал: «Всё, с меня хватит! Ты будешь плакать или нет?» Я очень расстроилась из-за того, что он злится, и расплакалась. И они это сняли».
   Так появился заголовок - «Одри Хёпберн и Грегори Пек в фильме «Римские каникулы», и Одри получила Оскара за свою первую роль. .
   Из воспоминаний Грегори Пека: «Она не училась в киношколе, она не знала кто такой Страсберг, она не репетировала перед зеркалом. Это было её врождённое качество, поэтому её игра выглядела такой непринуждённой, простой и лёгкой».
   Одри Хёпберн говорила: «Я не осознавала что делаю. Я играла инстинктивно. У меня была одна из лучших школ – целая плеяда великих режиссёров».
   То, что было характерно для всех ролей Одри, - это честность, потому что она сама была честным человеком, она ничего не утаивала. Актёрская игра является, как бы производным, продуктом нашего внутреннего мира. У неё был богатый внутренний мир, в котором были все возможные эмоции.

Она говорила, что, «если я начну писать о себе книгу, то я начну её так : «Я родилась 4 мая 1929 года и умерла три недели спустя»». Её мать была последователем учения Христианская наука. У Одри был такой сильный приступ коклюша, что её сердце остановилось, но мать вернула её к жизни. Наверное, это событие сильно на неё повлияло. Это было знаком судьбы. Из воспоминаний Анабель Смит: «Я плохо помню её в этом возрасте. У неё было маленькое морщинистое личико, как у обезьянки. Мы были очень непослушными, лазали по деревьям, падали с них. Наши матери были красивыми и интеллигентными женщинами».
   Одри Хёпберн рассказывала: «Моя мать родилась в 1900 году. Она была женщиной Викторианского стиля и считала, что невежливо выставлять себя на показ и говорить о себе».
   Из воспоминаний Анабель Смит: «Мать Одри, баронесса Элла Вамхенстра, была удивительной женщиной, очень зависимой. Я мало, что знаю об её отце, плохо его помню. Её отец исчез однажды из нашей жизни, и Одри очень скучала по нему».
   Одри Хёпберн вспоминала: «Когда отец ушёл, я почувствовала себя беззащитной. Это чувство осталось на всю жизнь. Я думаю, что в нашем детстве мы переживаем то, что в дальнейшем формирует нашу личность. Мне было 10, я была в Англии, когда началась война. Мать забрала меня в Голландию, где они тогда жили, в сентябре, а в мае в Голландию вторглись немцы. Есть вещи, которые я никогда не забуду. Помню, как по улицам ехали немецкие танки. Это длилось несколько часов. Через 5 дней Голландия сдалась. Как–то раздался стук в дверь, и моего дядю забрали. Через 6 месяцев его расстреляли. И другого дядю тоже. А мои братья вынуждены были скрываться. Но ребёнок – есть ребёнок, он живёт настоящим".
   Из воспоминаний Анабель Смит: «Она хорошо рисовала и делала большие успехи в балете». Одри Хёпберн рассказывает: «Я не собиралась становиться великой балериной. Я была слишком высокой. Надо было начинать в более раннем возрасте, но тогда была война. День, когда нас освободили, был очень волнующим. Мы снова начали жить, и мне сразу захотелось заниматься балетом. Я поступила в балетную школу Ремберта в Лондоне».

Одри Хёпберн: «Ундина» - красивая история любви, мы играем в ней с Мэлом Ферером. Он играет странствующего рыцаря, а я играю Духа Воды".
   Из воспоминаний Торрела Диккенса: «Одри сообщила своим агентам, что уезжает играть в Нью -Йорк. К тому времени они посмотрели «Римские каникулы» и знали, что их клиент станет сенсацией, как только фильм выйдет на экраны, поэтому они сказали ей: «Не делай этого! Что, если у тебя не получится? Подумай, как это скажется на твоём фильме? Он вот -вот выйдет на экраны и сделает тебя знаменитой!» Но она сказала: «Мне нравится эта роль, я хочу её играть». И мы поставили пьесу. И, пока мы играли её, она получила «Оскар» за «Римские каникулы». Одри получила «Оскар» из рук Джема Хершила. Она сказала на сцене: “Я не ожидала. Хочу сказать спасибо всем, кто поддерживал меня в последние месяцы, помогал найти свой путь. Спасибо вам большое. Я так счастлива!» А через 6 недель она получила награду Тони, как лучшая театральная актриса Нью- Йорка».
   Одри и Мэл Ферер поженились в сентябре 1954 года.

   Из воспоминаний Торрела Диккенса: «Она не была похожа на актрису, получившую «Оскар». Она была очень скромной. Помню, что в первый же день съёмок, все на площадке влюбились в неё. Как-то мне сказали, что мисс Хёпберн приезжает в Париж, чтобы подобрать себе гардероб. Я ещё ничего не слышал про Одри Хёпберн. Я знал только Кетрин Хёпберн. Конечно, я был рад помочь Кетрин Хёпберн. И вот, дверь моего парижского ателье открывается, и входит прелестная, очаровательная, восхитительная девушка Одри, которая сразу же покорила моё сердце. Она хотела выбрать гардероб для своего нового фильма «Сабрина». Она сразу произвела на меня впечатление. Она была похожа на хрупкое животное, у неё были прекрасные глаза, и она была такой худенькой, такой хрупкой.
   Но у неё были пропорции модели, которыми я стал пользоваться для создания своих коллекций. То, как она говорила, как она одевалась, привело к тому, что у них с Дживанши получился прекрасный дуэт. Трудно забыть её голос, когда говорила или пела. «Сабрина» - это фильм о девушке, которая не верит, что внешность или одежда имеют значение. Она решает отправиться в Париж совсем по другой причине, но одежда и причёска превращают её из гусеницы в бабочку. Происходит чудо».

Одри Хёпберн рассказывает: «Это было потрясающе. Свой неоценимый вклад внёс Ричард Эйведан, фотограф. «Смешная мордашка» основана на его жизни, он был консультантом на картине. Я думаю, этот фильм до сих пор пользуется популярностью, потому что он значительно опередил своё время – мягкие фокусы и тому подобное. Я очень хотела работать с Фредом Астером, как любой другой танцующий актёр. Я очень волновалась. Фред был уникален, и, что самое удивительное, танцуя с ним, можно было забыться. Я очень волновалась. У меня не было такого опыта, как у него или Джинжи Робертс. Он сразу положил свою руку мне на грудь, и мы попытались что-то изобразить. У меня было чувство, что я плыву. Мечта каждой женщины танцевать с Фредом Астером. И вот со мной это произошло».
   Успех не вскружил ей голову. Она не хотела быть просо красоткой. Ей нравилось убеждать себя и других, что она – профессионал, что она способна на большее. Она очень хотела играть в «Войне и мире», потому что режиссёром был Кинг Виден. Для неё это был новый вызов.
   Одри Хёпберн рассказывает: «Одежда и костюмы всегда были важны для меня, может быть потому, что, когда я начала сниматься, я не владела актёрской техникой, ведь я никогда этому не училась. Мне хотелось сделать вид. Так часто делают дети, когда переодеваются, чтобы выглядеть как-то по-другому».
   Здесь ей надо было играть по-разному, потому что её героиня -взбалмошная и избалованная девушка - становится зрелой личностью. Война и потери меняют её характер. Ключевой является сцена, где Андрей Болконский умирает у неё на руках».

В 1957 году Одри снялась в фильме «Любовь после полудня» вместе с Гарри Купером. Одри играла молодую девушку, влюблённую в героя Купера, уставшего от жизни плейбоя.
   Из воспоминаний Гарри Купера: «Любовь после полудня» мы снимали в Париже, отец её героини был частным детективом. То, как она говорила с ним, как они обнимали друг друга, как они смотрели друг на друга. У вас не оставалось сомнений, что отец и дочь. Она заставляла вас в это поверить. Она знала, как обнять мужчину, чтобы зрители поняли, что она в него влюблена. Она делала это так правдоподобно.
   Всегда было понятно, что она чувствует, и партнёру не оставалось ничего другого, кроме, как реагировать. Она превращала игру в реальность. Она понимала свою героиню и очень тонко демонстрировала это зрителям. Вы всегда знали, о чём думает её героиня. Она много играла молодых женщин рядом с более взрослыми мужчинами. Наверное, это выглядело так естественно, потому что она была зрелой личностью. Она выглядела слабой и чувствительной, но в то же время, она была уверенной в себе.
   Она была настолько уверена в том, что делает, что все отношения на экране выглядели настоящими. Одри никогда не жаловалась, что ей трудно или она устала. Она умела концентрироваться и была очень дисциплинированной. Когда появилась идея фильма «История монахини», и на съёмки нужно было ехать в Африку, что было связано с большими трудностями, Одри с готовностью приняла предложение и сумела извлечь из этого опыта очень много пользы. «История монахини» была не похожа на все роли, которые Одри играла до того».

Одри Хёпберн вспоминает: «Мама всегда говорила нам, что мы должны быть полезными, что в нас должны нуждаться, и мы должны быть способны дарить любовь. Отдавать любовь гораздо важнее, чем получать. Часто костюм очень сильно помогает. Если на тебе платье монахини, ты не становишься святой, но ты начинаешь по-другому ходить, начинаешь что-то чувствовать».
   Из воспоминаний Кинга Видена: «Не так много можно показать, когда лицо почти закрыто. Это – тяжёлая задача, но Олдри блестяще с ней справилась».
   Одри Хёпберн рассказывает: «Мне очень повезло. Я случайно попала в струю. Режиссёры толпились вокруг меня, все хотели со мной работать. Это было своего рода чудо в моей карьере, ведь я не была опытной актрисой. Но я снялась в 4 фильмах подряд у четырёх великих режиссёров и вместе с великими актёрами».

   Из воспоминаний Деборы Спенсер: « Она была очень скромная от природы. Если она говорила, что получила награду или хороший отзыв, она всегда вспоминала тех, кто помог ей. Жизнь в Голливуде не прельщала её. Конечно, она не могла уехать домой и перестать сниматься, ведь это была её карьера, но студия была лишь частью её жизни. 17 января 1960 года сбылась самая большая мечта Одри – у неё родился Шон, её первый ребёнок, который ей казался подарком Судьбы, чем-то почти невероятным».

Одна её близкая подруга рассказывала: «Я называла Одри «Квадратом», и никто не знал, почему? Как-то она сказала мне: «Ты же видишь, я – подделка. У меня маленькие глазки, а лицо квадратное. Я прячу недостатки под макияжем. А я сказала: «У тебя не квадратное лицо. Ты выглядишь великолепно!» «Я тебе докажу»,- сказала она. На следующий день она заехала в отель в 7 утра, по дороге на студию.
   На ней был чудесный шарф и очки. Она сняла их и сказала: «Смотри. У меня крохотные глазки и квадратное лицо». После этого я стала называть её «Квадратом». Она очень радовалась, когда ей ненужно было краситься, когда она могла побыть дома, погулять с собакой или заняться садом, сходить куда-нибудь, посмотреть кино, когда её не нужно было быть звездой, идолом для миллионов людей по всему миру. У неё было качество, которое мало у кого есть, - она умела слушать.
   Как-то мы обе были в гостях у нашего общего друга. Я пришла со своим новым приятелем. Она подошла к нему и сказала: « Заботься о моей подруге. Если ты будешь плохо к ней относиться и не будешь ценить её внутреннюю красоту, - я до тебя доберусь». И это говорило самое красивое существо на свете! И она не шутила».
   Из воспоминаний Дугласа Смита: «Как–то она сказала мне, что никогда меня не забудет. И это было очень трогательно. Она сказала: «Знаешь, когда я надеваю белую блузку или костюмчик, которые ты сделал для меня, у меня такое чувство, что твой костюм или твоя блуза защищают меня. И эта защита очень много ля меня значит».
Она никогда не считала себя красавицей. Она считала себя неуклюжей и слишком худой и, возможно, не такой привлекательной, как другие звёзды. Она всегда считала свою привлекательность чем-то, вроде ошибки природы. Она считала это случайностью».

Одри Хёпберн рассказывает: «Есть одна картина, которая мне всегда нравилась, «Завтрак у Тиффани». Мне нравятся диалоги и вообще её атмосфера, её жизнерадостность».
   Из воспоминаний Керри Гранта: «Я не был идеальной кандидатурой на мужскую роль в этом фильме. И многие считали, что больше, чем Одри подходят на женскую роль, но в Одри было что-то невинное. Я хочу сказать, что, если бы она играла девушку по вызову, это была бы самая невинная на свете девушка по вызову. Одри была уникальна. Она была жизнерадостной натурой. Она смешной, очень милой и очень дисциплинированной.
   Она была трудягой, но с ней всегда было легко, потому что она всё делала с лёгкостью! Камера обожала её - невозможно было снять её плохо! Как только включалась камера, она начинала сиять. Надо было показать её уязвимость и её любовь к брату. А когда в фильме появляется Док, надо было показать другую её сторону».
   Композитор Генри Манчини вспоминает: « Это была самая трудная песня, которую я когда-либо писал, потому что я не знал, что можно петь, сидя на пожарной лестнице. Это должен быть поп или блюз? У меня ушёл на это почти месяц. Я садился за пианино, но мелодию в первый раз я услышал дома в голове и не успел записать. Но, могу сказать, что без Одри я бы ничего не придумал, никогда. По всему миру были сделаны более тысячи записей «Moon River» ! Её спел почти каждый известный певец, но всегда вспоминается оригинал, потому что Одри пела эту песню с честностью и, вдумываясь в слова.
Она знала, что она делает. Она знала, какое значение имеют слова, она чувствовала это! У нас был предварительный показ в Сан – Франциско, и мы собрались в отеле, чтобы обсудить результаты того, что можно было назвать удачным показом. Все ждали, что скажет новый президент Порамаут, который ходил туда-сюда по комнате и дымил сигарой: «Я скажу вам одну вещь – песню можно выкинуть!» И Одри, несмотря на свою сдержанность, встала и сказала: «Только через мой труп!». И песню оставили. Я не представлял, что за фильм у нас получится, пока не увидел его на предварительном показе. Я смотрел на прекрасную картинку, слушал прекрасную музыку. Я видел, какое чудо сотворил Блейк Эдвардс».

Керри Грант и Одри Хёпберн – два человека, которые навсегда останутся непревзойдёнными звёздами экрана, символом идеальной пары. Фильм «Шарада» тому подтверждение.
   Одри Хёпберн рассказывает: «Керри – это подарок Судьбы. Вопреки тому, что некоторые о нём думают, он был очень сдержанным, чувствительным и очень спокойным человеком».
   Из воспоминаний Дебори Спенсер: «Керри боялся, что он слишком старый, чтобы играть романтические роли, поэтому мы слегка изменили сценарий, сделав её нападающей, а его сопротивляющимся, потому что он чувствует, что он слишком стар для неё. Но, по-моему, получилось замечательно! Не знаю никого, кто бы жил в то время и не считал Керри Гранта и Одри Хёпберн самыми привлекательными людьми. И то, что они встретились в этом фильме, было воплощением мечты любого зрителя».
   Одри Хёпберн вспоминает: «Когда в «Моей прекрасной леди» я спускалась по лестнице, после того, как зрители видели меня в грязной одежде и слышали, как ужасно я говорю, на мне было кристально белое платье. Всё, что мне нужно было делать, это идти. Платье само несло меня».
Это фильм о трудностях брака. Предыдущие фильмы режиссёра были, скорее, о влюблённости, о романтических чувствах. В большинстве картин Одри играла влюблённых девушек, переживающих эйфорию. Фильм «Двое на дороге» был о тех трудностях, которые наступают после эйфории. Для неё это была новая актёрская грань Сцена, в которой Одри была больше всего довольна, та, в которой она возвращается к герою Альберта Финни после того, как бросила его. В этой сцене раскрылся её невероятный талант.

Одри была замужем два раза. Она очень любила Мэла и поэтому очень страдала, когда они расстались. И Мэл тоже очень страдал. Одри и Мэл Ферер развелись в ноябре 1968 года. Через год она вышла замуж за итальянского психиатра доктора Андреа Дотти. Из воспоминаний Альберта Финни: «Я как-то навестил её в Риме. Она была беременна. Как только я вошёл, она сказала: «Я приготовлю пасту». Я уговорил её лечь, ей нельзя было много ходить, иначе она могла потерять ребёнка».
   Одри Хёпберн вспоминает: «Я всегда мечтала только об одном – иметь собственных детей. Всегда всё сводится к тому, что нам не просто нужна любовь. Мы нуждаемся в том, чтобы отдавать любовь другим». Одри была безумно рада, когда 8 февраля 1970 года, на свет появился её второй сын – Лука. Одри тихо и без шума отошла от работы в кино. Она получила Оскар, она получила четыре номинации, как лучшая актриса за «Сабрину», «Историю монахини», «Завтрак у Тиффани» и «Дождись, пока стемнеет». Пришло время заняться чем-нибудь другим. Одри говорила, что « вынесла из своих фильмов много того, что помогло ей в воспитании её сыновей».
   У неё были чудесные отношения с детьми, Шоном и Лукой. Она была настоящей матерью. Одри Хёпберн рассказывает: «Я бы хотела сделать больше, сняться в большем количестве фильмов, но я не хочу даже думать о том, какой бы была моя жизнь, если бы у меня не было моих детей. Когда я играла в «Робине и Мэриан», чтобы доставить удовольствие своим детям, я хотела, чтобы этот фильм понравился им. Этот фильм привлёк меня, потому что детские сказки всегда заканчиваются словами: «И они жили долго и счастливо». Мы не знаем, что потом случается с героями, а в этой истории как раз об этом рассказывается, я считаю, что это очень поэтичная идея, выяснить, что же произошло с Робертом и Мэриан».
Возраст, конечно же, сказался на Одри. Она знала, что ей больше не будет предлагать роли такого качества, как в «Завтраке у Тиффани» или в других фильмах, в которых она снималась в молодости. Одри и её второй муж развелись в 1982 году. Думается, для Одри, глубоко переживавшей развод своих родителей, два её собственных развода были самым травмирующим событием в жизни. Больше всего она переживала из-за детей.

Из воспоминаний Корнелии Мелс: «Мне очень приятно, что Одри встретила Роби Олдреса в моём доме. Они оба были голландцами, и очень обрадовались, когда познакомились друг с другом. Эта встреча стала началом очень долгих и тёплых отношений». Они росли в 30 милях друг от друга и никогда не встречались. Было бы здорово, если бы они познакомились ещё тогда. Проблема в том, что звёзды не знают, что им делать после 50 и 55 лет. Есть некоторые прирождённые актрисы, которые снимаются до последних дней своей жизни. Но что делать бывшей богине? Одри нашла свой путь. Она официально вступила в ЮНИСФ и стала Послом Доброй Воли в 1988 году. Это была её новая роль. Одри Хёпберн рассказывает: «Я одна могу очень мало, но я могу внести свой вклад в целый ряд мероприятий, организуемый ЮНИСЕФ. Это, как награда, которую я получаю в конце жизни. Если моя карьера и дала мне что-то важное, то это возможность использовать мой голос и интерес людей, которые всё ещё хотят видеть меня и говорить со мной для того, чтобы помочь детям. Я пострадала от последней войны вместе с сотнями тысяч других голландских детей. У нас плохое здоровье, потому что мы долгое время недоедали. Сразу после освобождения мы стали получать еду и одежду от ЮНИСЕФ. Это помогло мне осознать, что где-то люди не знают, что такое голод, лишения. Я сама вспоминаю об этом, только когда вижу, как умирает ещё один африканский ребёнок. Но я всегда испытывала огромную любовь к людям и к детям. Я любила их, когда сама была маленькой. Я смущала свою мать тем, что всегда норовила вытащить из коляски какого-нибудь малыша».

   Единственное, что могло её заставить приехать на студию, сесть перед камерой и начать говорить в микрофон, это её служение высшим целям. Для неё такой целью является ЮНИСЕФ, в действительности, значит, дети.
   Одри Хёпберн продолжает: «Если мы отвергаем детство – мы отвергаем жизнь. Дети не могут постоять за себя, это должны сделать мы. Что такое любовь? Это очень глубокое чувство. Это – главная движущая сила в жизни».
Когда она ездила по миру и видела что происходит, её переживания никогда не отражались на детях. Она всё держала в себе. Необязательно говорить страдающему человеку о своих переживаниях. Надо просто дать ему чувство, что всё будет хорошо. Эти дети не знали, кто такая была Одри Хёпберн. Для них она была просто доброй и любящей женщиной, которая дарила им радость и заботилась о них. Их не волновало её прошлое – актёрская карьера, Оскары. Для них она была настоящей доброй феей, которая приходила, улыбалась и была с ними рядом. Для них она была светом, вечерней сказкой на ночь.

Из воспоминаний Корнелии Мелс: «Я знаю, что внутри она очень переживала. Она была очень доброй и сострадательной. Мы говорили с ней о детях, особенно о детях, больных СПИДом, потому что она знала, что меня это очень волнует. Она всё время видела, как умирают дети. Она видела матерей с умирающими детьми на руках. И, зная Одри, я уверена, что каждый раз её сердце рвалось на части. Но она возвращалась к работе, она помогала, она заставляла себя двигаться дальше. Я думаю, она очень переживала во время своей последней поездки в Сомали, в своём интервью после возвращения она смогла привлечь внимание к Сомали. Её переполняли горечь и отчаяние. Я видела это. И меня переполняет негодование, я не верю в коллективную вину, но я верю в коллективную ответственность». Её жизнь была наполнена таким милосердием и простотой, что было чувство, что она действительно воспринимает её, как второй шанс, который она получила после войны, благодаря ЮНИСЕФ. Наверное, поэтому она вступила в ЮНИСЕФ в конце жизни, чтобы отдать дань.
   Из воспоминаний Юджина Харрисона: «Не было никаких признаков болезни, никаких тревожных сигналов, пока мы в середине сентября все не вернулись домой. Я говорил с ней перед её смертью. Она была умиротворённой. Она смирилась с болезнью, потому что знала, что смогла всё довести до конца. Когда врачи сказали, что надежды больше нет, Шон, Лука и я решили, что постараемся приехать домой на Рождество. Мы знали, что это значит для Одри. В сочельник она смогла спуститься и посидеть с нами. Когда мы пошли спать, она сказала мне, что это было лучшее Рождество в её жизни. Меньше, чем через месяц она умерла».
   Из воспоминаний Грегори Пека: «Она была одной из самых необычных и естественных актрис. Но она была не только хорошей актрисой, но и прекрасным человеком – великодушным, глубоким, умным и обладающим удивительным чувством юмора. Это была чудесная женщина. Я очень дорожу своими воспоминаниями о тех 6 месяцах, которые я провёл в Риме, возможно, самых счастливых за всю карьеру».
Из воспоминаний Гари Купера: « Она обладала внутренней красотой. Эта красота светилась в её глазах, которые она считала маленькими. Она проступала в ней, что бы она не делала, что бы не говорила». Из воспоминаний Торрела Диккенса: «Одри обладала тем, что давно исчезло из нашей жизни. Таким вещам невозможно научиться. Таким вещам, как милосердие. У тебя это либо есть, либо нет. Бог поцеловал её в щёчку, и она появилась на свет».


И ещё ссылка с фотографиями и ещё одним рассказом о  первой красавице Одри

Для любви не названа цена, или Рок оперы ))

.............................................................................................................................А Резанов сволочь все-таки...
.............................................................................................................................Irina
.............................................................................................................................

В этой истории, в отличие от всем известного произведения, почти ничего не будет о любви. Почти...
И практически не будет иллюстраций. До нас дошел всего один портрет главного героя, литография на камне, которую сделали спустя полвека после его смерти.



В марте 1807 года на постоялом дворе в заснеженном и стылом Красноярске скоропостижно скончался камергер двора его императорского величества Николай Петрович Резанов. За пару дней до смерти он продиктовал письмо домой, в котором были такие слова: "Я плавал по морям, как утка; страдал от голода, холода, в то же время от обиды и еще вдвое от сердечных ран моих".
Это письмо вместе с другими его письмами хранится в отделе рукописей Российской национальной библиотеки. Так же, как и его личный дневник. И документы, написанные его рукой, рисуют образ этого человека очень далеким от романтического героя в расстегнутой рубашке, надрывно поющего на рассвете: "Ты меня никогда не забудешь". Автор писем - человек более реальный, более целеустремленный, очень жесткий, умеющий бороться за место под солнцем и готовый ради достижения цели поставить на карту и честь, и жизнь.
Итак, Николай Петрович Резанов. Вопреки расхожему мнению, он не был графом. Не был он и профессиональным моряком. А вот командором действительно был - командором Мальтийского креста. Еще был дипломатом и государственным деятелем.
Происходил он из обедневшего дворянского рода,службу начинал при канцелярии Гаврилы Романовича Державина. Сумел жениться на дочери иркутского купца-миллионщика Григория Шелихова. После смерти тестя получил в наследство Русско-американскую торговую компанию и почти миллионный капитал. Уломав правдами и неправдами остальных наследников, объединил разрозненные ранее промысловые фирмы (сейчас сказали бы - стал олигархом в зарождающейся русско-американской коммерции).
Отсюда вроде бы напрашивается вывод о том, что первым браком Резанов сочетался исключительно по расчету. Однако... По сибирскому обычаю, если девушка выходила замуж по любви, после венчания она брала с собой в дом мужа говорящего сверчка. Имелся такой сверчок и у Анны Шелиховой. "Сверчок родительский прибыл с нами в столицу благополучно и, спущенный за печь, к хору поварни тотчас присоединился, - восторженно писал новобрачный Резанов. - Аннет моя уверяет, что голос его, исполненный сибирской дикости, и посейчас от прочих отличается..."
Спустя девять лет после свадьбы Анна Григорьевна скончалась от родовой горячки. Похоронили ее в Невской лавре. Скорбел ли о ее смерти овдовевший супруг? Но он, надменный гордец, ни с кем не делился своими чувствами. Ни с кем, кроме равнодушной ко всему бумаги. Только своему дневнику открывал Резанов душу: "Милый, бесценный друг мой живет в сердце моем! Я день, взявшись за перо, лью слезы. Сегодня день свадьбы моей, живо смотрю я на картину прежнего счастья моего, смотрю и плачу".
Потеряв жену, Резанов практически сразу принимает предложение императора участвовать в первой русской кругосветной экспедиции в 1803 году. Именно на его (точнее, на шелиховские) средства были приобретены два брига "Нева" и "Надежда".



Управлять судами на море должен был И.Ф.Крузенштерн, а начальником экспедиции на суше был назначен Резанов. Целью экспедиции было не только доплыть до Америки, но и установить дипломатические отношения с закрытой в те времена Японией - в случае удачи Николай Петрович должен был стать там официальным посланником.
Однако морские офицеры отнюдь не жаждали подчиняться сухопутному камергеру. А сам Резанов даже не попытался наладить отношения с экипажем, считая это ниже своего достоинства. Во время плавания все офицеры "Надежды" вели дневники (тогда в моде были путевые заметки). Один из них, Ермолай Левенштерн, красочно описывал скандалы между командой брига и Резановым.
Николай Петрович требовал беспрекословного послушания и при этом часто прибегал к использованию ненормативной лексики. Самая невинная его фраза: "Я тебя посажу головой в нужник". И это, заметьте, говорилось дворянам! Что уж говорить о простых матросах. Своего слугу Сашку Резанов лупил смертным боем за любую провинность. Доставалось и Крузенштерну - как-то Резанов чуть не арестовал адмирала за неповиновение собственной персоне.
Команда демонстративно прекратила разговаривать с командором. Он почти перестал выходить из своей каюты. Единственного человека, осмелившегося нарушить бойкот, лейтенанта Головачева, команда просто затравила - молодой человек не выдержал и застрелился (вот вам и "дедовщина" 19-го века).
В довершение всех неприятностей, японская миссия Резанова закончилась провалом. Император Страны восходящего солнца русских даров не принял и общаться с командором не пожелал. Проторчав в порту Нагасаки полгода, мореплаватели вынуждены были убраться восвояси. Неудачу приписали высокомерию Резанова, что было явно несправедливо.
На Камчатке Николай Петрович расстался с "Надеждой" и отправился самостоятельно инспектировать русские владения в Америке, на Алеутские острова, купив по дороге фрегат "Юнону" и тендер "Авось".
Первая русская кругосветка славно завершилась в августе 1806 года, ее участники были пожалованы орденами и званиями. А Резанову прислали от Александра Первого лишь табакерку с бриллиантами - ничтожная почесть по сравнению с другими. А ведь он был честолюбив. Да и не он один - кто из них, деятелей александровской эпохи, был лишен честолюбия? "Желаю славы я, чтоб именем моим..." В них с детских лет воспитывали и взращивали это качество - как иначе можно было побудить людей, у которых не было надобности зарабатывать себе на хлеб, вместо приятного времяпрепровождения в уютной роскоши фамильных усадеб поступать на государственную службу, отдавая ей свои силы, здоровье, а порой и жизнь?
Резанов мечтал отличиться. Он грезил о белом коне, на котором победителем вернется в Санкт-Петербург. Присоединив к России часть земель северной Калифорнии, богатых и политически вакантных.
С этими мыслями он и приехал в крепость Святого Франциска, где повстречался с дочерью коменданта. Мария де ла Консепсьон Марселла Аргуэльо. Та самая Кончита))



Изможденный, почти лысый, с зубами, изъеденными цингой, и кровоточащими деснами, хромающий от подагры - таким предстал перед ней Резанов. Трудно предположить, что 15-летняя красавица с первого взгляда влюбилась в такого прекрасного принца, не правда ли? Очаровать девушку комплиментами и разговором командор тоже не мог - он совсем не говорил по-испански.
Так в чем же дело?
"Ежедневно куртизируя гишпанскую красавицу, приметил я предприимчивый характер ее, честолюбие неограниченное, которое при пятнадцатилетнем возрасте уже только одной ей из всего семейства делало отчизну ее неприятною", - запишет Резанов в дневнике. Кончита грезила о ком-то, кто увезет ее из опостылевшего провинциального гарнизона в другую жизнь - достойную ее, красивую, яркую и блестящую. Резанов был для нее прежде всего высокопоставленным заморским гостем, близким ко двору манившей к себе далекой империи.
Однако и сам он был далек от того, чтобы потерять голову от внезапной любви. Перечитаем снова фразу из дневника - разве так говорят о предмете возвышенных чувств? В донесениях министру коммерции графу Румянцеву командор описывает свои отношения с Кончитой еще откровеннее: они помолвлены, но "отнюдь не по пылкой страсти". И далее объясняет свои намерения.
В тот год на Алеутских островах погибали от голода русские колонисты: рыба не пришла на нерест. Люди ели ракушки, выброшенные на берег, воронью падаль, землю... И мечтали о простом черном хлебе. Этих людей мог спасти "династический" брак, навеки связавший два "берега" Америки - голодный русский и плодородный испанский. Везти продукты для колонистов через всю Сибирь, а потом на парусниках от Камчатки - слишком дорого. Гораздо проще было бы покупать их здесь, по-родственному, так сказать.
Родители Кончиты, соглашаясь на помолвку, поставили условие: венчание произойдет через два года с благословения Папы Римского. Всё было чинно и благородно. Версия о том, что Резанов просил руки барышни после того, как соблазнил ее, вообще-то ничем не подтверждается (кстати, и Вознесенского за такой поворот сюжета историки критиковали).
А вот еще поворот, до которого не додумались поэты)) Личный врач Резанова, доктор Георг фон Лангсдорф. Ему было чуть больше двадцати лет, он был хорош собой и прекрасно говорил по-испански. Именно он переводил для Кончиты обязательные любовные признания командора. Именно он, а не жених, проводил с ней дни перед помолвкой, развлекая девушку.
В конце концов произошло что-то (остается только догадываться, что именно), что вызвало гнев Резанова. Когда будущая испанская родня пришла с визитом на русский корабль, командор устроил Лангсдорфу прилюдную обструкцию. Он демонстративно вышвырнул за борт чучела зверей и птиц, которые Георг собирал для своей зоологической коллекции - под предлогом того, что чучела воняют. И золотокрылого дятла выбросил, которым Лангсдорф особенно дорожил, о котором рассказывал Кончите, обещая показать свое сокровище.
"Всё, что делалось им для меня после этого, только изнуряло меня, - напишет Лангсдорф позже, став российским консулом в Бразилии. - Я утратил бумаги, на которых высушивал экспонаты... и окончательно воспротивился приказанию камергера фон Резанова..."
Георг отказался выполнять функции переводчика и личного врача командора. Последний преданный человек покинул Резанова.
Через две недели после помолвки Николай Резанов покинул крепость Святого Франциска, отправившись получать разрешение на свадьбу. А спустя полгода упал с лошади и, ударившись головой, умер от скоротечной горячки в Красноярске. Надлежащей медицинской помощи ему оказано не было. А был бы рядом грамотный врач... Кто знает?
Перед смертью Николай Петрович диктовал письма родным. "Контепсия мила, как ангел, прекрасна, но я плачу о том, что нет ей места в сердце моем. Любовь моя в Невском, под куском мрамора, а здесь новая жертва Отечеству".
Его долго не хоронили, ждали распоряжений из Петербурга. Но приказов свыше так и не поступило. Могила Резанова до наших дней не сохранилась, ее уничтожил бульдозер, прокладывая траншею для канализации. Ныне на месте бывшей могилы Николая Резанова стоит памятный знак, к которому кладут цветы счастливые красноярские молодожены.



А что же Кончита? Вопреки до боли известному сюжету, не провела она в упрямом ожидании 35 лет, это тоже поэтический вымысел. Через два года она узнала о смерти Резанова: министр Румянцев написал об этом правителю российских колоний в Америке, а тот сразу же сообщил отцу Кончиты. Письмо хранится в Российском архиве древних актов в Москве. Так что вовсе не неизвестность и надежда заставили ее остаться одной. Заморский гость поставил перед этой гордой девушкой высокую планку, которую она просто не захотела опустить. Предпочла остаться невестой покойного камергера императорского двора, чем стать женой рыбака или гарнизонного офицера. И с этим вошла в историю.


Анатолий Соколов
"Кончита Аргуэло"

Николай Резанов не был романтическим героем или святочным персонажем. Но именно этим, наверное, он и интересен. Несгибаемой и жесткой волей своей, стремлением принести пользу государству.
"Я в этом мире не безделка. Гордость в том, чтобы в самом себе находить награды, а не от монарха получать их".
Он мечтал остаться в памяти потомков великим государственным деятелем. А остался - героем-любовником...



ПС. Написано по материалам исследований Анны Петровны Сурник.